6 ЛИТО

Автор трех поэтических книг («Начало охотничьего сезона», «ПАПА РАЦИЙ», «TERRA CIORANI»), участник международных и российских поэтических фестивалей и конкурсов, неоднократно публиковался в различных литературных журналах и коллективных поэтических сборниках.

* * *

Моя муза ездит на «мазератти»,

по ночам бухает на грязных пати,

доползает едва до моей кровати.

Ни словца не добиться, одно мычанье.

Не пора ли суровой начать леченье

прозой, спрятать шампанское и печенье?

Жаль беднягу: штук двести – и что ж, что мёртвых? —

родила стишков мне, все в муках, в спёртых

вдохновением тиглях, котлах, ретортах.

Никогда, бездыханный плодя детинец,

не шептала в бреду: «Сумасшедший немец.

Слаб твой дар, убог, так сказать, с мизинец».

Аль не знала, когда оставалась греться?

«Хочешь жить, – острит, – так умей иметься,

а сумев, добела умудрись отмыться».

…Что, когда за плечами гудят руины,

станет делать прошедший до половины

путь напрасный?

Не резать же, право, вены,

вспоминая мерзавки душистой крики

над костром (прежарки его языки!),

над амбарною книгой смежая веки.

* * *

Во мне живёт воспоминанье,

а в нём живёт переживанье,

в переживаньи тож живёт

какой-нибудь нелепый плод.

Вот так клубится бестелесый

и молчаливый мир во мне.

О нём прекрасно знают бесы,

все в вожделения огне.

Змеясь, вокруг меня оне

плетут хвостаты политесы.

Вяжу им мысленно хвосты,

чтоб, слабины не дав, забыться

упрямым сном.

спасённые летят резвиться

бесовски чёрной близ воды.

Морзянка медлит, горн трубит,

гетера мудрая хохочет.

Ревёт, и стонет, и кипит,

и никого рожать не хочет

изнемогающий пиит.

А ты, моих седых оплот

Ночей, наездница-отрада,

зачем завесть желаешь плод

из крови и соплей?

Не надо

бояться смерти так и ада!

Уж в нас они.

Стучат в живот.

* * *

Вот, вдохновеньем даровит,

но обделён талантом тщетным,

увлечь старается пиит

очей огнем и слогом бедным.

Грешно куражиться над ним,

но и внимать невыносимо.

Закройся поскорей, сим-сим,

лишь молишь, словно раб сим-сима.

Зачем вообще сюда…

А где

дышать надежде неподвижной,

прозрачной от житья в среде

непревзойденной, мёртвой, книжной?

А здесь и гендер, и гормон,

и губ азарт, и плоти морок

витают с четырех сторон,

щекочут переборки створок.