Фантом памяти

Я вас познакомила, Гарик сыграл тебе несколько композиций, тебе страшно понравилось, и ты сказал, что обязательно поможешь нам с этим проектом. Ты что, передумал? Я стеснялась тебе напоминать, но ты в январе денег не дал, и в феврале тоже, и в марте.

– Света, мне трудно ответить на твой вопрос.

– Но почему?

Я начал злиться. Что значит «почему»? Откуда я знаю, почему не дал ей денег, которые обещал! Да не помню я почему! Может, у меня были какие-то причины, какие-то обстоятельства, но выяснить это я смогу только тогда, когда восстановлю в памяти последние год, девять месяцев и десять дней, сложу по кирпичику, соберу всю конструкцию до мельчайшего атома.

Или по рассказам очевидцев, или сам вспомню. Пока этого не произойдет, я не смогу ответить ни на один вопрос дочери.

– Я не знаю, – жестко ответил я. – Я не помню. Не спрашивай меня о причинах моих поступков, я их забыл. Если я обещал тебе деньги, я тебе их дам. Извини, что с опозданием.

– Не сердись, – Светка присела рядом со мной на постель, прекратив наконец энергичные перемещения взад-вперед по тесной палате.

 – Спасибо, что не подвел нас. Чем тебе помочь? Что я могу для тебя сделать? Врачей каких-нибудь организовать, лекарства? Или продукты, может, нужны? Ты только скажи, я все сделаю.

– Ничего не нужно, ты и так всего понавезла, мне за неделю не съесть. От тебя нужно только одно: не трепаться насчет меня. Я могу на тебя положиться?

– Ну а то!

Дочь прижалась ко мне, и в нос ударил запах духов, которые я терпеть не мог, они отчего-то напоминали мне дешевый освежитель воздуха в общественном сортире.

Я невольно поморщился и отстранился. Светка тут же вскочила.

– Я побегу, ладно? Электрички редко ходят, если я сейчас опоздаю, то следующая только через два часа.

– Конечно, беги, – произнес я, стыдясь самому себе признаться, что испытываю облегчение. Панический ужас и чувство полной беспомощности перед неизвестным и оттого таящим множество опасностей миром снова охватило меня, и мне хотелось только одного: быть одному и ни с кем не общаться.

Пока я один, я могу тешить себя иллюзией, что все в порядке, что сейчас июль девяносто девятого года, и ничего нет такого в моей жизни, о чем я не знал бы. Каждый человек, входящий в мою палату, был потенциальным источником страха, особенно если это не чужой человек, а кто-то, кто хоть что-то знает о моей жизни в течение последних без малого двух лет. Он знает то, чего не знаю я сам о себе.