Петушков

Это единственное в городе О… заведение было учреждено лет десять тому назад заезжим немцем, в скором времени процвело и теперь еще процветало под начальством его вдовы, толстой бабы.

Петушков постучался у окошка. Толстая баба выставила в форточку свое болезненно пухлое и заспанное лицо.

– Булку пожалуйста, – с приятностью сказал Петушков.

– Вышли булки, – пропищала толстая баба.

– У вас нет булок?

– Нетути.

– Как же это? помилуйте. Я у вас каждый день беру булки и плачу аккуратно.

Баба молча посмотрела на него.

– Возьмите крендель, – сказала она, наконец, зевая, – или паплюху.

– Не хочу, – сказал Петушков и даже обиделся.

– Как угодно, – пробормотала баба и захлопнула форточку.

Ивана Афанасьевича разобрала сильная досада. В недоуменье отошел он на другую сторону улицы и предался весь, как дитя, своему неудовольствию.

– Господин!.. – раздался довольно приятный женский голос, – господин!

Иван Афанасьевич поднял глаза. Из форточки булочной выглядывала девушка лет семнадцати и держала в руке булку.

Лицо она имела полное, круглое, щеки румяные, глаза карие, небольшие, нос несколько вздернутый, русые волосы и великолепные плечи. Ее черты выражали доброту, лень и беспечность.

– Вот вам, сударь, булка, – сказала она, посмеиваясь, – я было взяла ее себе, да уж извольте, уступлю вам.

– Покорнейше благодарю. Позвольте-с…

Петушков начал шарить у себя в кармане.

– Не надо, не надо-с. Кушайте себе на здоровье.

Она затворила форточку.

Петушков пришел домой в совершенно приятном расположении духа.

– Вот, ты не достал булки, – сказал он своему Онисиму, – а я вот достал, видишь?..

Онисим горько усмехнулся.

В тот же день, вечером, Иван Афанасьевич, раздеваясь, спросил слугу своего:

– Скажи мне, братец, пожалуйста, что там у булочницы за девка, а?

Онисим посмотрел в сторону довольно мрачно и возразил: – А на что вам?

– Так, – сказал Петушков, собственноручно снимая сапоги.

– А ведь хороша! – снисходительно заметил Онисим.

– Да… недурна… – промолвил Иван Афанасьич, глядя тоже в сторону. – А как ее зовут, знаешь?

– Василисой.

– И ты ее знаешь?

Онисим помолчал несколько.

– Знаем-с.

Петушков разинул было рот, но повернулся на другой бок и заснул. Онисим вышел в переднюю, понюхал табаку и покрутил головой.

На другой день, рано поутру, Петушков велел подать себе одеться.