Петушков

Петушков вздрогнул.

– Впрочем, – продолжал Бублицын, исчезая в облаке дыма, – что? я у вас спрашиваю! Ведь вы такой человек, Иван Афанасьич! – Бог знает, чем вы занимаетесь, Иван Афанасьич.

– Тем же, чем и вы, – не без досады и нараспев проговорил Петушков.

– Ну, нет, Иван Афанасьич, нет… Что вы это?

– Однако?

– Ну, да уж что, Иван Афанасьич!

– Однако? однако?

Бублицын поставил трубку в угол и начал рассматривать свои не совсем красивые сапоги. Петушков почувствовал смущение.

– Так-то, Иван Афанасьич, так-то, – продолжал Бублицын, как бы щадя его. – А про Василису булочницу вам доложу: очень, о-чень хороша… о-чень.

Г-н Бублицын расширил ноздри и медленно погрузил руки в карманы.

Странное дело! Иван Афанасьич почувствовал нечто вроде ревности. Он начал двигаться на стуле, некстати расхохотался, покраснел вдруг, зевнул и, зевая, скривил немного нижнюю челюсть. Бублицын выкурил еще три трубки и удалился. Иван Афанасьич подошел к окну, вздохнул и велел подать себе напиться.

Онисим поставил стакан квасу на стол, угрюмо взглянул на барина, прислонился к двери и потупил голову.

– Что ты так задумался? – спросил его барин ласково и не без страха.

– Что задумался? – возразил Онисим, – что задумался… Всё об вас.

– Обо мне!

– Разумеется, о вас.

– А что ж ты такое думаешь?

– А я вот что думаю. (Тут Онисим понюхал табаку.) Стыдно вам, сударь, стыдно.

– Что такое стыдно?

– Что такое стыдно… Да вы посмотрите на господина Бублицына, Иван Афанасьич… Чем не молодец? помилуйте.

– Я тебя, братец, не понимаю.

– Не понимаете… Нет, вы меня понимаете.

Онисим помолчал.

– Господин Бублицын – господин настоящий, как следует быть господин. А вы-то что, Иван Афанасьич, вы-то что? помилуйте.

– Ну, и я господин.

– Господин, господин… – возразил Онисим, приходя в азарт. – Какой вы господин? Вы, сударь, просто мокрая курица, Иван Афанасьич, помилуйте. Сидите себе сиднем целый божий день… много этак высидите.

Онисим махнул рукой.

– Ну, однако ж… ты уж, кажется, слишком… – проговорил Иван Афанасьич, с замешательством хватаясь за чубук.

– Какое слишком, Иван Афанасьич, какое слишком! Вы сами посудите. Ведь, вот опять насчет Василисы… Ну, почему бы вам…

– Да ты что думаешь, Онисим? – тоскливо перебил его Петушков.

– Я знаю, что я думаю.