Молвинец

Мне глаголы в плечо, как приклад отдают!

Я других узнаю по таким же краям,

этим рваным, кровавым, хорей где и ямб,

редким рифмам там, где миокардовый джут.

Кто мня распекал, я спрошу: «И ты – Брут?» !

Пусть уста мои слово «спасибо» вопят,

всем поэтам, глаголы смыкающим в ряд.

Кому шёлк, кому бязь, кому масло овец,

а поэту поэт – нет, не враг, а творец.

И поэту поэт – клад!

А на этом Парнасе – высокой горе,

а на этом пегасе – чья шкура, как лён,

всяк поэт – это Бродский с мечтой умереть

на Васильевском острове в смуте времён.

Всяк поэт – как Хоттабыч с цветастым зонтом

без дождя при дожде, дождь, как раны на соль.

Всяк поэт обжигает обугленным ртом.

Всяк поэт – это голый король!

И он носит жемчужину в книгах своих:

переливчатый звон у глубокого рва,

в подреберье его, не проникшие в стих,

запекаются насмерть слова.

Всем поэтам с глагольною рифмой – мой сказ.

Всем поэтам с глагольною рифмой – билет,

где казнить будут обезглаголенных нас,

эшафот – белый свет.

Умирать-восставать-распекать-растерзать,

вот таков ваш вердикт, вот таков ваш ответ,

но не в этом вам веке казнить за глаза

тет-а-тет!

«Жечь глаголом!» – о, да. Но не "рифмою жечь".

О, не надо, прошу я, с глаголом – глагол!

Это лёгкая рифма, как прут. Нужен меч,

чтобы словом разить. Побеждать, коль пришёл!

О, расцветие рифм не глагольных! Иных!

Их надёжность, бездонность, их Марсов мистраль!

Всяк поэт – о, какой это плач, крик живых!

Всяк поэт – и бессмертье, и сталь!

***

Для Руси сто веков, я скажу вам, не срок,

это жаркий костёр, что пылает во тьме.

Что во мне (до меня!). До того, как курок

возведён был, до стрел, до копья, до камней!

И до скифского лука, пищалей, секир,

всем, чем шрамы наносятся в спину, в ребро.

А из этих ранений багряных – весь мир

вырастает, и льётся поверх серебро.

А из этих ранений голубки летят,

из глубоких, колодезных зори встают.

Ей отраву дают, зло, исчадия, яд.

Русь святая в ответ: сажень правд, солнца пуд!

Кладовая моя! О, Лилейная, ты!

Для Руси сто потерь, я скажу вам, не крах.

У неё свой обмер. Свой объём высоты.

Как дитя, она космос качает в руках!

Если Пушкин – всегда! Тютчев, Лермонтов, Блок,

Римский-Корсаков, Глинка – таких легион!

Ничего ей – не время. Ничто ей – не срок.

Ничего ей – война. И проклятья вдогон.

У неё есть идея. Она же мечта:

в каждой боли дымиться сквозь пулю и штык.