Непреходящее

Ты хотел понять? Ты хотел простить?

Ты хотел забыть? Этот час настал.

Annie

Она засыпает всё там же, где вечный рассвет,

где волны и чайки шумят вдоль чужих берегов…

– Ты хочешь сказать ей хоть что-то спустя столько лет?

– Я с ней говорю, но я делаю это без слов.

Лёд

Не молись обо мне. Я и сам растоплю этот лёд

между Ним и собой, раз уж песня ещё не допета.

Я забрёл в пустоту, но однажды и мне повезёт

разглядеть в постаревшей ночи

пробужденье рассвета.

Всё имеет предел, так что глупо стоять за ценой,

убегать от себя да крутиться в чужих шестерёнках.

Не молись обо мне. Я не умер. Не умер, живой.

Просто я исчерпал в себе прежнюю маску ребёнка.

Просто я откупился чем было от старых теней

и пошёл в никуда, то и дело свой крест поправляя…

Не беда, что он давит на плечи и всё тяжелей.

Без него всё равно не добраться от ада до рая.

Ещё один день

Разум гневно шипит: «Уходя – уходи!

Сотня новых дорог у тебя впереди,

каталоги имён и бесчисленность лиц…»

Но у прошлого нет объективных границ.

Разольётся рекой – и исток не видать.

Я подолгу смотрю в эту мутную гладь:

кем я был и кем стал в этом омуте лет?

А со дна на меня кто-то смотрит в ответ.

Так ещё один день я отдам пустоте,

исповедуясь в этом на рваном листе.

За окном, как и прежде, стучат поезда,

и ворона кричит: «Никогда, никогда!»

Следы на песке

Равнодушные чайки кричат вдалеке,

безмятежные волны спешат на закат.

Я иду, оставляя следы на песке,

как и вечность назад.

Помнишь, небо тогда покрывала вуаль,

и свинцовая мгла отражалась в глазах?

Мы смотрели с тобою в безликую даль,

позабыв о делах.

Столько минуло лет, но всё та же вода

бьёт о серый гранит среди розовых льдин.

Я как прежде иду по песку в никуда,

но сегодня один.

Равнодушные чайки кричат вдалеке,

горизонт превратился в багровую нить.

Я оставил так много следов на песке,

что пора уходить.

Она

Она скажет «прости» и исчезнет на тысячу лет,

выйдет замуж, родит, поменяет жильё и работу,

не подумав, что каждую полночь в дыму сигарет

кто-то помнит о ней, и о ней сокрушается кто-то.

Кто-то молится ей, проклинает и сходит с ума,

кто-то имя её вырезает клинками на коже…

Она скажет «прости», и останется только зима

целовать его губы до боли, до злобы, до дрожи.