Картины на выставке

Должно быть, это нечто такое, что чувствовали люди, верившие, что есть Бог, как Ева в раю до появления змея.

ДЖОАННА. Терпеть не могу, когда на меня смотрят. Всегда это ненавидела. Открывала утром глаза и обнаруживала, что он смотрел на меня. Это бесило. Однажды утром проснулась, а этот сукин сын меня рисовал. Я встала, пошла на кухню, вернулась с кувшином виноградного сока и выплеснула на картину. Он не отреагировал, не двинулся. Я спросила, не собирается ли он наброситься на меня, хотя бы накричать, обзывая нехорошими словами.

Он ответил, что виноградным соком картина стала даже лучше. Поэтому я ее сожгла. Я также терпеть не могу, когда меня фотографируют. Боюсь, как и Джеронимо, что камера украдет мою душу. Даже когда я смотрю в зеркало, насмешка всегда присутствует в глазах личности, которая я и не я.

БЕАТРИС. Я с самого начала знала: он выбрал меня, потому что я напоминала ее, и при этом она – полная моя противоположность, постоянно создает, но не приносит удовлетворенности, потому что рисует не людей, не живое, только предметы.

И даже не предметы целиком. Сплошные тени и искривленная геометрия. Что-то такое, что никогда не посмотрит на нее. Она в ужасе от плоти и крови, поэтому рисует только смерть.

ДЖОАННА. Я пыталась убедить его рисовать других натурщиц, но он продолжал вновь и вновь использовать эту. Не желал отказываться от нее. Мы неделями практически не разговаривали. Я не позволяла ему прикасаться ко мне. Но при этом понимала. Какая-то моя часть понимала.

Именно это особенно раздражало. Я не позволила бы ему вмешиваться в мою работу. Никогда и ни в чем. Но сама делала именно это. И не могла остановиться. Они столкнулись – работа и жизнь.

БЕАТРИС. Иногда, когда он работает, я прошу его рассказать о ней.

ДЖОАННА. Невозможно заполучить и то, и другое. Совершенство работы или жизни, говорил Йейтс. И все-таки я не могу их разделить. Не могу отличить танцующего от танца.

БЕАТРИС. И он говорит о ней, пусть и не впрямую.

ДЖОАННА.

Наконец, в отчаянии, я пошла к ней.

БЕАТРИС. Для него общение с теми, кого он рисовал, существами, которые жили и дышали, было обязательным. Тогда как она могла иметь с ними дело лишь за рамками своей работы. Словно…

ДЖОАННА (обращаясь к БЕАТРИС). Простите, не помешала?

БЕАТРИС. Нет. Я просто читаю.

ДЖОАННА. Надеюсь, ничего слишком серьезного.

БЕАТРИС. Если на то пошло, Достоевского.

ДЖОАННА. Как мило. Не знаю, почему я заглянула к вам.