Казна Наполеона

Ее Сенька содержит, кажется, сам из беглых. Скупкой-то и промышляет. – А что власти? – притворился удивленным Дмитрий Михайлович. Возничий пожал здоровенными плечами: – Вестимо, кормятся. Готвальд спрятал в усах улыбку и устремился вперед, прямо по дороге. Еще долго следом провожал его обеспокоенный взгляд Харитона. Этнограф миновал лес и вышел на большую, залитую прозрачным светом поляну. Солнце прорезалось из-за туч и озарило небо сверкающими лучами. Под ногами московского академика зеленела сочная таежная трава, где-то в вышине слышались звонкие голоса сибирских птиц. Сердце ученого забилось в предчувствии чего-то необычайно значительного и волнующего. Готвальд уверился, что сегодня непременно совершит архиважное открытие, за что потомки скажут ему огромное спасибо. Дмитрий Михайлович прошел еще три версты и присел на землю передохнуть. Готвальд действительно устал. Все-таки сказывались годы. Его грела надежда, что осталось совсем чуть-чуть, и он, наконец-то, доберется до своего перевалочного пункта. Отдышавшись, этнограф поднялся и снова тронулся в путь. Где-то рядом, по-словам знакомого охотника, должна была располагаться та самая знаменитая харчевня. Дмитрий Михайлович раздвинул тяжелые ветви темнеющего кедра и увидел низкую худую избу. – А вот и она! – прошептал он еле слышно и постучался в окошко. Дверь на несмазанных петлях со скрипом отворилась. На пороге появился высокий белобрысый мужик с хитрыми глазами на изрытом оспой, бледном лице. – Тебе чего? – сердито осведомился он. – Сеньку, – ответил Готвальд. – Ну, я – Сенька. Чего понадобилось? – Напои, накорми, а уж потом расспрашивай! – Лады, – кивнул хозяин. – Проходи! Дмитрий Михайлович не заставил себя долго ждать и шагнул в избу, где в воздухе растворился тяжелый запах дыма и перегара. За высоким столом, сколоченным из неровных досок, на длинных скамьях сидело несколько человек в оборванной грязной одежде. Около каждого стояло по деревянной кружке с водкой и лежали мясные шаньги. Готвальд порылся в кармане и бросил на стол горсть серебряной мелочи. Сенька собрал монетки в ладонь и принес этнографу такую же полную кружку и блюдо с пельменями. – Благодарствую, – Дмитрий Михайлович принял кружку из его рук. Отхлебнул и едва не задохнулся. – По гостям и брага, – с видом знатока изрек Сенька. В этот момент один из оборванцев, по всей видимости грузин, затянул арестантскую песню, мелодия которой наполнила душную прокуренную избу пряным кавказским ароматом.