Старое письмо

Я насквозь промок…

РЫБЫ-ЗВЕЗДЫ

Где-то в сиренево-синих глубинах

как рыбы, звезды медленно плавают.

Ночью видны их блестящие спины,

а днем они в тишине отдыхают

у самого дна, там, где ил мироздания

лучами дневного светила не высвечен.

Где времени нет, и нет ожидания,

где смысла не ищут и нет бессмыслицы.

Ночью видны им открытые окна.

Они, пугливые, мало верят нам,

но ждут, и мы робко снимаем одежды

и голые души вверяем их снам.

ЗЕРКАЛО

Стена.

Сверкающий излом.

И утопает грустный взгляд

в безмолвии ночном.

С той стороны стекла пришли

двенадцать палачей,

ночные вестники зари,

двенадцать королей.

– Моя корона тяжела,

попробуй, поноси —

незваный гость бросает мне,

– как звать меня, спроси…

Но вдруг его я узнаю

и в ужасе ночном

стою двенадцатым в строю

безмолвным королем.

ЛЕТО БРЕДБЕРИ

Ночами бессонными, чёрными, чёрными,

Холодными далями деревья бредили…

Деревья росли за заборами дачными,

О вольных лесах деревья не ведали.

А утром, проснувшись и слёзы не высушив,

Птиц ими поили, и пили птицы,

И птицы пели утрами росными

О Лесном Короле в тополиной столице…

.

И в полдень июльский, средь лета жаркого

Всё падает снег, а земля всё не стынет…

Лишь в пурге тополиной шепчет птицам листва:

«Наш Лесной Король стеллит лету перину…»

ПЛАСТИКОВЫЙ ВЕК

ПУТНИК ХОЛОДНОЙ ЛУННОЙ НОЧЬЮ

Ночь и луна.

В ночи столь странны звуки,

безмолвие пленит и согревает.

Пристойна тишина.

Лишь гулким эхом

ее упругость ветры разрывают

на тысячи шагов.

Дробится время,

и где-то в полнолунии все завязки.

Развязки нет.

Лишь вечное сплетение

теней и бликов,

вьюги, сна и сказки.

И колокольчик голоса не властен

над этим неизученным пространством.

Где стихнет он – там ветры обновляют

наш старый мир

с тревожным постоянством.

НОЧНЫЕ СТРОКИ

И сонный шорох ночной

расплывается в тихой комнате,

и мотылек, окрыленный луной,

летит на огонь, дрожащий в темноте.

И снова белый лист

не дает мне уйти безмолвно

в сна черный-пречерный лес,

в шепот ветвей немногословный.

Но бегства не скрыть стыда

словами, чернилами, книжицей

про радостные берега,

что ждут нас в немой неподвижности.