Кот под луной. Tempore apparatus

Кот под луной. Tempore apparatus

Владимир Михайлович Мамута

Почти научная фантастика. ПОВЕСТЬ.Раньше все люди ходили под Богом, в него и верили. Теперь люди верят в научно-технический прогресс, вскрывающий тайники мироздания с удалью казака, рубящего шашкой кочаны капусты, и заваливающий благодарное человечество разного рода благами. Каким будет итоговый счёт? И кто его выставит? Книга не содержит ответов – одни вопросы, причём, в самой туманной форме…

Кот под луной

Tempore apparatus

Владимир Михайлович Мамута

Путешественник во времени держал в руке искусно сделанный блестящий металлический предмет немного больше маленьких настольных часов.

Он был сделан из слоновой кости и какого-то прозрачного, как хрусталь, вещества…

«Этот маленький механизм – толькоМодель, – сказал путешественник по времени, облокотившись на стол и сплетя пальцы над аппаратом, —по ней я делаю машину для путешествия во времени…»

    Герберт Уэльс. «Машина Времени».

© Владимир Михайлович Мамута, 2018

ISBN 978-5-4493-3659-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Двадцать шестое июня, 2015

Служба, блин, служба…

Капитан, как мог, выпрямил спину, чтобы между обивкой кресла и позвоночником образовался зазор, и мокрая рубаха, наконец, отлипла от кожи.

Хоть он и открыл дверку патрульной «Гранты» настежь, воздух оставался неподвижным, и поток тепла от раскалённой крыши вдавливал голову в плечи. С выпрямленной спиной писать было неудобно, и капитан обреченно откинулся назад.

Жара стояла уже неделю, или даже больше… Когда они подъезжали, на севере, на горизонте, в мутном колышущемся мареве, темнела полоска облаков, и напарник, салага Мирошник, долго гнал пургу про то, что, мол, через пару часов пойдет дождь, и только бы не налетел шквал, а то, после сильной жары, дождь часто начинается со шквала. Как же… Следа не осталось от того лейтенантского облачка.

По третьей полосе, прижимаясь к двойной сплошной, медленно цедился чадящий транспортный поток, потому что, в тридцати метрах впереди, во второй полосе, неловко, наискосок, торчала длинная черная «бэха» – семерка, с наглыми, как у всех «бэх», номерами.

Позади неё, уже в первой полосе, у края истертой колесами «зебры», лежало тело, укрытое застиранной простынёй, с большим бурым пятном на месте, где следовало бы быть голове… Из-под простыни торчали ноги – босая, с оттопыренным большим пальцем, и обутая – в сандалике, на тонкой, какой-то скрученной, подошве.