Притворись моей

– Заорёшь снова, не дай бог кто-нибудь реально прибежит, решит, что я в самом деле маньяк и пристаю к тебе… – вздыхает мужчина.

Не отвечаю, не мычу. Лишь выразительно смотрю на него с мыслью: «А это как тогда называется? Если типа не пристаёшь?!».

Мысль остаётся при мне. А он флегматично продолжает:

– Потом этот кто-нибудь, как последний дебил, помчится тебя от меня спасать, – качает головой в мнимом расстройстве. – И тогда мне придётся ему что-нибудь сломать, чтоб не лез не в свои дела… – повторно вздыхает.

 – Вот оно мне надо?

Тут становится интересно: он реально ждёт от меня ответа? Руку с моего рта так и не убирает. Точно маньяк!

Впрочем, замолкает он тоже ненадолго:

– Потом мне придётся тебя не просто утащить в подворотню, а закрыть в багажнике и увезти с собой, чтоб не оставлять никаких свидетелей, – становится мне ошеломляющем откровением, от которого мои глаза расширяются больше прежнего.

 – Вот тебе оно самой-то надо?

Торопливо машу головой в отрицании. Незнакомец заново ухмыляется в понимании. Но всё равно не отпускает.

– И что тогда будем делать? – интересуется в довершение.

Кажется, банально издевается надо мной. Но прямо здесь и сейчас меня это не особо интересует. Память возвращается к тому моменту, где брюнет обещает кому-нибудь что-нибудь сломать, а моё внимание само собой приковывает к его лицу, сосредотачиваясь на небольшой горбинке на носу.

Когда-то был сломан. Хотя это всё равно не портит черты мужского лица. Наоборот. И небольшой шрам под левой бровью – тоже. Должно быть их обладатель и правда частенько дерётся. Но почему-то уверена, так или иначе, всё равно всегда выходит победителем. Такие, как он, просто-напросто не умеют проигрывать. Ни в чём. Собственно, именно поэтому:

– М-мм… – в очередной раз мычу, показательно-страдальчески уставившись на свои наручные часы.

Всё-таки я опоздала!

Но кого это волнует?

Точно не того, кто меня удерживает.

– Что? Вспомнила, куда бежала? – тошнотворно ласково интересуется кареглазый, правильно расценив мои жертвенные взгляды.

Усиленно киваю. И снова смотрю на часы. Сперва на часы, потом – на него, и опять на часы. Не забываю при всём при этом изобразить как можно больше искреннего страдания и раскаяния.