Упавшие облака

И от этого гула можно было сойти с ума, если, конечно, хочется хотя бы что-то услышать и понять.

Он сверился с картой. Все точно: вот оно, первое место, где можно было удачно завершить поиски. Это даже вызывало радость, но когда между ним и этим местом не было больше потока, его взгляду предстало то, что вызвало ужас. Это место изменилось.

Еще вчера здесь, в самом центре этого мрачного лабиринта из бетона, стали и асфальта стояло на маленьком клочке земли молодое дерево. Еще вчера он, придя сюда, сам видел, как маленькие листья его зеленеют, как ветки начинают тянуться к тусклому солнцу, которое замуровано темно-серым полотном на небе.

А сейчас оно стояло, склонив в отчаянии свою макушку, опустив обессилено свои ветви вниз и роняя, словно слезы, последние листья. В иной раз можно было бы подумать, что это от недостатка света или какой-нибудь мелочи, но сейчас это было невозможно.

Дерево было черным от корня до кончиков листьев. Черным, как сгоревшие в печи мертвые бревна, как пепел истлевших писем, когда-то значивших так много.

Черным, как полотно гения, сгнившее в сыром подвале. Черным, каким становится в конце пути все живое; черным, каким может быть все живое, что давно уже в глубине мертво.

Он с ужасом смотрел на это дерево, которое было для него и прочих, кто еще не был на холме, источником вдохновения и надежды. Этот источник иссякал, погибал прямо на глазах.

Положив карту в карман, юноша побежал к одному из близлежащих домов, в котором жил тот, чье это было дерево.

Он специально посадил его и следил за ним, и страшно было даже подумать…

Но юноша думал, что это чьи-то происки, что все можно вернуть. Мало ли, тот человек просто заболел, попал в передрягу? Или кто-то подкараулил, чтобы никого не было, и навредил таким образом дереву и тем, кто приходит к нему…

Вот уже он взбегает вверх по крутой лестнице с высокими ступеньками, тяжело дыша и пытаясь успокоить разбушевавшееся в груди сердце. Он остановился у двери квартиры и глубоко вдохнул несколько раз.

Только после этого он постучал в дверь.

Та отворилась, и только юноша хотел открыть рот, чтобы начать говорить, как его передернуло, и он отпрянул назад, упав на спину. Перед ним был тот самый человек, в этом не было сомнения: тут никто больше не может жить.

Но он был другим.

Еще вчера его лицо было лицом с глазами, ртом, шрамами, родинками и морщинами, можно было различить мельчайшие переживания в его мимике.