Пещное действо

Жданов не отзывался. – Хватит уже, выходи! Знаем, ты за дерево спрятался.

– Вон, – сказал Зискинд, – там.

Неподалеку в промежутке между дубовыми башнями что-то тускло отсвечивало. Зискинд первым соскочил на обочину и подал Анне Павловне руку. За ними вылез Пучков, а четвертым, пошатываясь спросонья, – Капитан. Пучков поставил пищалку на автомат, чтобы ее позывные заменяли им ариаднину нить.

Это был никакой не Жданов. Это был высокий железный ящик, вроде тех, что на городских улицах торгуют шипучей водой.

Пучков оценил его профессиональным прищуром, поскреб кожух и успокоился. Он всегда успокаивался, когда рядом имелась техника.

Сверху на аппарате стояла механическая птица, которую Зискинд после короткого совещания с Пучковым определил как кукушку.

– Так-с, – Пучков почесывал руки, – что тут у нас… «Опустите монету в щель», понятно. «Нажмите…»

Пальцы механика уже примеривали монету Кишкана к щели над черной кнопкой. Зискинд сделался очень бледный. Волнуясь, он оттирал Пучкова от аппарата.

– Кто его первый нашел? Ты?

– Ты, – соглашался Пучков, но место не уступал.

Зискинд стал наседать, в его фосфорных пальцах, словно бритва, была зажата монета; чья – чью? – две их монеты танцевали смертельный танец; щель была равнодушна к обеим; монеты терлись, разлетались и сталкивались, череп бился о череп, и в глазницах бурлила ночь.

Капитан, улыбаясь, смотрел на механическую кукушку. Анна Павловна стояла, смотрела, потом сказала:

– Послушайте, джентльмены, я не знаю, чего вы стараетесь, но дамам обычно принято уступать.

– Эта мертвая птица, Анечка, она умеет гадать, – сказал Капитан. – Я видел таких в Уэльсе, тамошние валлийские шарлатаны…

– Ну мальчики, ну пожалуйста.

– Анна Павловна, какие могут быть возражения, – сказал Зискинд.

– И я говорю. – Пучков освободил ей дорогу.

Монета Анны Павловны провалилась в щель.

– Кнопку, – напомнил Пучков и показал на кнопку.

Где-то над головами плыла ворчливая туча. Автомат молчал. Капитан отыскал в темноте обросший мохом бугор и сел, вытянув ноги.

От него осталась одна улыбка и тихое телячье причмокивание.

Анна Павловна стукнула по кожуху кулаком, по лбу ее проползла морщина. Пучков со знанием дела давил на кнопку возврата. Зискинд тихо переживал.

И тут выкрашенная в серебро кукушка, приподняв раздвоенный хвост и низко опустив крылья, задергала головой и выдавила хриплое «ху» – одно-единственное.

– Год, – едва слышно прошептал Зискинд.