Похититель всего

Несколько последних месяцев брат не покидал комнату, и это стало настоящим испытанием. Когда он не кричал от нестерпимой боли в деформированных конечностях, которые будто выворачивал кто-то невидимый, он громко стонал – даже во сне, словно страдания преследовали его и в сновидениях. Единственный, кого это, кажется, не пугало, была их мать. Она даже перенесла свою спальню ближе к комнате Завии.

Однажды проходя по коридору, Энсадум заметил, что дверь в покои брата приоткрыта. Он заглянул внутрь и увидел шкаф, книжные полки, ночной столик, кровать.

Все было почти как у него в комнате. И все же что-то отличалось. Книги были другими, большая часть из них так никогда и не читалась. Постельное белье было разбросано, дверцы шкафа никто не удосужился прикрыть плотно. На письменном столике, там, где у самого Энсадума стояла лампа и лежали письменные принадлежности, выстроились ряды микстур и лекарств в бутылочках всевозможных форм и размеров – молчаливое воинство в борьбе с недугом. Но главным был запах – и он тоже отличался от запахов дома. В остальном доме пахло деревом, пачулями, волокна которых вплетались в ткани для защиты от моли, закваской для пирогов, а иногда, когда становилось слишком холодно – дымом и золой из камина. Но в комнате брата запах был другим. Здесь пахло потом, мочой, кровью.

Энсадум не сразу заметил брата. Тот сидел спиной к двери, у окна. Его пальцы были судорожно сжаты на ободах колес кресла-каталки, голова лежала на плече. Некоторое время мальчик смотрел на голый череп с пучками тонких волос, чудовищно вывернутые руки и ноги, больше похожие на птичьи лапы, до невозможности раздутые колени.

Хватало мимолетного взгляда, чтобы понять: брату не становится лучше.

Очевидно, в этот момент Энсадум сделал некое неосторожное движение или же каким-то иным способом выдал свое присутствие, поскольку брат повернул голову и посмотрел прямо на него. Губы Завии растянулись в улыбке. Наверняка он думал, что брат зашел проведать его и обрадовался… Но затем что-то изменилось.

Возможно, он прочел выражение на лице Энсадума…

Боль исказила черты брата. По его телу пробежала волна судороги, глаза закатились, на губах выступила пена. Ноги мелко застучали по полу, пальцы вцепились в ободы колес каталки.

Чьи-то руки грубо оттолкнули Энсадума от двери, и в следующую секунду в комнату вбежала мать. Обхватив голову брата руками, она заставила его откинуться в кресле и держала, пока судороги не стали утихать.