Живи

Я тихо закрыла дверь до конца, развернулась, но до меня всё равно дошли последние слова мужчины:

– Твои оправдания пусты, как и твоя жизнь. Так или иначе, я направляюсь в Манчестер, на старое место передержки, отвезу Джо конфискованную тачку – я надеюсь, это будет моё последнее дело в семье Джозефа. И мы с тобой больше никогда не увидимся. Хотя тебя Джозеф уже давно не держит, но Роберт хранит злобу: Боб был ему дорог. Ты меня разочаровал. Хотя пятнадцать лет назад был моим наставником.

Моя грудь сократилась.

Я хотела рассмеяться, но получился лишь немой смешок. Не могу поверить, что отец был кому-то наставником. Всё кажется слишком бессмысленным. После звука уезжающей машины я снова свалилась на кровать. Я хорошо понимала, что не желаю всё это знать, и была уверена только в том, что хочу уйти отсюда.

Это то, что происходило в моём тогдашнем «сейчас», но заигравшийся мозг пытался защитить меня от нервов и мои настоящие действия – выдавал мне, будто это всего лишь воспоминания.

Я помню, что однажды просто сдалась: не могла жить такой застойной жизнью, убеждая себя, что меня совсем не интересует прошлое моих родителей и таинственный разговор моего отца. Я просто подошла к родителям и посмотрела на них в последний раз: мать сидела, согнувшись над столом; морщинистая рука была вытянута и пальцами сжимала горящую сигарету; стол был окрашен в выгоревший оттенок жёлтого – этого цвета тут слишком много. Я отметила пустые глаза, лишённые любого смысла, пепельницу, не мытую уже какой год, и отца, который с хрипом вдыхал вонючий воздух. Не давая себе шанса подумать, я неотчетливо выговорила что-то не совсем понятное: «Я знаю, что жизнь каждого – это его ответственность, но я не могу назвать своё существование жизнью, так что теперь я хочу, чтобы было иначе, я хочу жить и не по вашему течению жизни, потому что ваша жизнь – даже не течение – это застоявшееся болото. И мне противно в нём находиться, я хочу отвечать и осознавать свою жизнь, но для этого я должна выбраться из болота. Я никогда не была обязана быть случайным последствием вашей молодости и не обязана сейчас. Вы прогнившие и умершие изнутри, вы трупы, пока откладывающие свои похороны на потом». Постепенно мой голос повысился, и, выплеснув всё это, я чувствовала, как гнев заставляет меня подготавливать оскорбления, чтобы причинить им боль. Но вместо этого я пропускаю мимо ушей недоумение и их попытки указать мне, что следует быть благодарной.