Крылатая парусами

Крылатая парусами

Диана Хант

Мир Киаран Бэхингем рушится, как карточный домик, когда семью обвиняют в измене. Вот только сдаваться и плыть по течению Киаран не умеет. Для мести нужна помощь графа де Янн, сурового отшельника с острова Сторм? Она хорошо заплатит. Цена, которую требует граф, неприемлема для леди? Хорошо, что она больше не леди. Какое сердце? У неё больше нет сердца. Или… есть?

Диана Хант

Крылатая парусами

Пролог

Дыхание ночи облизало беззащитную кожу прохладным языком, отчего по телу побежали мурашки.

Успевшая привыкнуть к температуре воды, Киаран зябко повела плечами. Вылезая на берег, втянула следом непромокаемый свёрток.

У неё есть только одна попытка.

Предстань она пред очи лорда Сторма насквозь промокшая, как облезлая кошка, и можно даже не надеяться на удачу, которая итак от неё отвернулась. Этой ночью Киаран не жалость нужно в графе пробудить, и уж точно не чувство юмора.

Наскоро смахнув с себя дрожащие в лунном свете капли воды, оглянулась назад, на чёрную гладь моря.

Спокойная, мерно вздымается, как грудь спящего ребёнка, а поверхность красиво прошита нитями звёзд.

Поодаль, где посеребренные луной воды сливаются с густым ночным сумраком, маячат чёрные тени. Алекс и Джон – призраки, «проклятые моряки», далеко от корабля отойти они не могут.

– Со мной всё будет в порядке, – прошептала в темноту Киаран и рукой помахала.

– Ого! Бушприт твою в компас!– раздалось из-за спины хриплое.

Молниеносно упав на прохладную гальку и откатившись в сторону, Киаран обернулась.

Убедившись, что угрозы нет, тут же вскочила на корточки, а затем распрямила колени.

Груда камней в десяти шагах сопя, шевелилась. По мере шевеления в ней вырисовывались очертания лежащего на боку человека в наехавшей на глаза зюйдвестке. Тот не шумел, только неловко порывался перевести непослушное тело в положение сидя и протереть глаза. Судя по терпкому запаху перегара, врезавшегося в ноздри Киаран, отчего она поморщилась, бедняге приходилось несладко.

– Ты хто? – выпивоха, с усилием моргая и щурясь, пялился на обнажённую фигурку, посеребрённую луной, которая тихо, неспешно приближалась с грацией дикой кошки. – Русалка? Сирена? Чур меня, чур! Или гулящая? – интонации морячка сразу сделались масляными, торжествующими. – Из этих, что ли, от мандам Жужу? Ты не думай, дядя Осьминог не обидит, мачту мне в зад!

Представшая в лунном свете обнажённая дева и не думала пугаться.