Од

ЧАСТЬ I

ПРОЛОГ

Корифей

Время течет, истекает страны моей; из вариантов

будущего исчезают день за днем сколько бесславных

или бессильных решений, бескровных – одна остается

с разным врагом, друг на друга война и раздел по итогам.

Что на окрайнах оружье стреляет – так это привыкли.

Наша ли это земля, где ни власти законов, ни власти

даже тиранской, продажной, безумной, проклЯтой нет русской?

То, что начертано в картах, – портрет страны явно пристрастный.

Надо ль участвовать в деле дурном и бессмысленном, деле,

только способном приблизить и так роковые событья,

совесть досужую тешить? Где сверх всяких смыслов надежда

путь дуракам освещает – пожертвовать ли интеллектом?

Вблизь подходил я к дельцам и брезгливо от них отдалялся,

чувствовал стыд так и этак – за глупость и за безразличье

к Родине.

А посмеялась сполна надо мною судьба моя, злобно и нагло.

Час мой пришел в эту муть окунуться – встрепать себе нервы

и понимать легкомысленным образом судьбы России.

Голову в деле сложить поделом было б, только на шее

крепко сидит. Мне другие возможности смерти понятней…

На сцену выходит измученный бессонницей Берсентьев. Он держится за сердце. Скорее притворяется, чем действительно что-то серьезное.

Берсентьев

Так можно помереть: давленье прыгает,

вибрирует пульс; капли в чашку капаю,

водою кипяченой разбавляю, пью,

но в действенность не верю – это ритуал,

бессмысленный, бессонный; я смотрю в окно

на зимний двор, заставленный машинами,

деревья бьют ветвями, машут мерзлыми –

как нищенски и жалостно, как скучно все…

Стою курю в кальсонах, в майке трепаной;

от холода познабливает, сквознячком

рассохшиеся окна плоть подбадривают,

холодный чай плескаю в кружку, черный пью.

Вся жизнь, в одной квартире проведенная,

наваливается на плечи, долгая, –

и тени бродят и разочарованно

на сына смотрят.

мне б в переезд за тридевять земель езжать…

И что меня тут держит, что не трогаюсь…

Другие в моем возрасте смирней, седей,

воспитывают внуков, во главе стола

глаза мозолить детям помещаются

и рассуждают веско в своей тупости,

уверенности – мне не подошла бы роль…

Насколько ж лучше жизнь моя презренная,

издерганная похотью и рвением

служить стране.