Собачьи истории

Доктор Уайтхаус, однако, не желал признать, будто ветеринария находится при последнем издыхании. Он сказал нам, что, избрав эту профессию, богатыми мы не станем, но зато наша жизнь будет полна удивительного разнообразия и принесет особое удовлетворение.

И я попался. Мне стало совершенно ясно, как я хочу распорядиться своей жизнью, но препятствия на пути к цели выглядели огромными: ветеринария требовала знания точных наук, а в них я был очень и очень слаб. В школе мне особенно хорошо давались родной и иностранные языки, и я уже отделился от группы учеников, избравших такие предметы, как физика и химия.

Мне почти исполнилось четырнадцать, и через каких-нибудь полтора года я буду сдавать выпускные экзамены. Менять что-либо было уже поздно.

Как поступить? Я отправился в Ветеринарный колледж поговорить с доктором Уайтхаусом. Это был удивительный человек – сильный, доброжелательный, с мягким чувством юмора. Он терпеливо выслушал сбивчивый рассказ о моих проблемах.

– Я люблю собак, – сказал я ему.

 – И хочу работать с ними. Хочу стать ветеринаром. Но в школе я занимаюсь родным языком, французским и латынью. Ни одной научной дисциплины. Смогу ли я поступить в колледж?

– Ну конечно! – Доктор Уайтхаус улыбнулся. – Тебе нужно сдать четыре экзамена, чтобы получить право на зачисление в наш колледж. А какие именно предметы – значения не имеет. Физикой, химией и биологией ты сможешь заняться на первом курсе.

Опять-таки современным студентам это покажется невероятным, но мне словно бросили спасательный круг.

– Я почти уверен, что сдам!

– Вот и хорошо, – сказал он. – Значит, тебе не о чем беспокоиться.

Я замялся.

– Вот с математикой мне придется помучиться. Ну никак она у меня не идет! А ветеринару математика очень нужна?

Улыбка доктора Уайтхауса стала заметно шире.

– Только чтобы подсчитывать дневную выручку, – ответил он.

Вот так. Теперь мне было ясно и чего я хочу, и как этого добиться. Последние два года я занимался очень упорно и сейчас посмеиваюсь, вспоминая, сколько часов я потратил, постигая эти, словно бы бесполезные, предметы.

Особенно латынь. Латынь мне нравилась, и я с наслаждением просиживал вечера над Вергилием, Овидием и Цицероном. Под конец, мне кажется, я мог бы лихо побеседовать с каким-нибудь древним римлянином, но ехидный внутренний голос спрашивал: а зачем все это студенту ветеринарного колледжа? «Но это поможет тебе разбираться в медицинской терминологии!» – ободряли меня доброжелательные люди.