Сто вопросов как бы обо мне

Я тогда, помню, расстроился, потому что на день рождения вообще-то боксерские перчатки хотел. А тут баян…

– Макар! – недовольно окликает мама. – Что ты там копаешься?

Я захлопываю кофр – клац – и закрываю на два замочка. Помогаю Аське надеть на спину коричневые ремни и с трудом подавляю улыбку. С этими хвостами она теперь на улитку похожа! Только дом на спине не круглый, а квадратный.

Аська натягивает шапку с помпоном и варежки. Я ныряю ступнями в раздолбанные кроссовки, а руками – в рукава куртки.

Мама косится на мои голые лодыжки, но ничего не говорит, и мы выходим.

Ух, на улице-то прямо февральская метель! Аська с мамой идут сквозь нее, взявшись за руки, и под ногами у них хрустит и искрится. А я сзади один.

Ну и ладно.

Все равно мне никто не нужен.

* * *

Короче, остались от рыбы рожки да ножки.

Точнее, хвост и голова. Ну, может, пара косточек еще. Потому что в морозилку я эту треску несчастную убрать все-таки забыл. С кем не бывает? Вот только Ниндзя ее нашел и сожрал.

И, главное, дрыхнет теперь прямо на месте преступления! Сытым пузом кверху.

Мама за моей спиной молчит, но как-то очень громко. Получается прям не молчание, а драматическая пауза. Как в театре. Быть или не быть! О, бедный Йорик! Аська шепчет:

– Ой-ей…

И мама, наконец, отмирает:

– Поздравляю, на ужин картошка без ничего.

Можно было бы, конечно, попытаться ей объяснить, что тут не только я виноват. Что это она меня нотами отвлекла, вот я и забыл! Но я же знаю, что смысла нет.

Лучше бы накричала… Но у мамы такой принцип, что на детей нельзя кричать. И шлепать нельзя. И в угол ставить. Это же непедагогично.

А педагогично буравить меня взглядом, как сверлом?

– Я все уберу, – говорю. А мама фыркает:

– Да уж пожалуйста!

Вот зачем она так? Даже если я и правда виноват, сложно что ли доброе что-то сказать? Аське она на концерте так громко хлопала, что у меня всю дорогу домой в ушах звенело. Хотя даже мне было ясно, что она свою «Кумпарситу» с ошибками сыграла.

– И картошку почисть, – добивает мама. Бах! Контрольный в голову.

Я не отвечаю. Слышу, как она моет руки в ванной, как говорит что-то Аське, дверцу шкафа закрывает. И кастрюля у меня внутри опять начинает бурлить и кипятком плеваться.

Буль! Буль! Буль!

Не знаю, сколько я так стою. Может, минуту, а, может, все десять. Или сто лет вообще. Аська на цыпочках заходит в кухню с веником и совком.