Русалка

Никогда я еще не сидел так смирно на лавочке под грушей, не ел с таким аппетитом огненную лаву борща, никогда так преданно не смотрел в хитрые бабушкины глаза и так долго не махал ей вслед, одетый в матросочку. Которая уже через полчаса висела на стуле, а я висел на грушевой ветке. И бесполезно бабушкин фантом, запутавшись в паутине солнечных лучиков, грозил мне кулаком. В те минуты я молился за здравие кота Нины Алексеевны, который подарил мне настоящее южное детство, открыл мир вне сарая, вне периметра сада, вне окружности бабушки.

В этом мире туи доставали до самых облаков, чайки выхватывали из рук кусочки хлеба и паровые котлеты из камбалы, дети откусывали ледяное мороженое большими кусками, а не ждали, когда по тарелке поплывет вафельный плот, а еще в этом мире были скалы, похожие на поломанную халву, и берег с прибоем из рапанов, соленых брызг и морских узлов водорослей.

Я нашел собственный юг – крохотную бухту, попасть в которую можно карабкаясь по почти отвесным стенам, либо, как я, протиснувшись в узкую щель – тропу, созданную между камнями шершавым языком ветра.

Здесь все было мое, не курортное, не общее: овальная тарелка белого пляжа, без окурков и забытых игрушек, лимонная долька солнца, выглядывавшего из-за скалы, перевернутая полусгнившая лодка – теперь дом для мраморных крабов, и горизонт с неизвестной глубиной.

От высокой скалы падала длинная остроугольная тень – моя двухнедельная защита от предательских солнечных ласк. Я выкладывал из черных плоских камушков магические послания, я устроил приморский рынок и выменивал сам у себя большую ракушку за пригоршню маленьких, я стал местным песчаным феодалом и воевал с прибоем, заманивая волны-лазутчицы в глубокие рвы.

Через десять дней сказка должна была закончиться. Но она только началась.

Морская дева сидела на самом краешке лба черноголового утеса. И горько плакала. Ветер расчесывал ее волосы солнечным гребнем, и море тянуло прозрачные руки к ее серебристому телу. На минуту я оцепенел, с усилием проглотил застрявшее в горле сердце и закричал: «Русалка-а-а-а».

Чайки растащили крик на кусочки, бросили в пучину, и лишь «а-а-а» закружилось прямо над головой. Русалка затихла и огляделась вокруг. Обгоняя самую быструю мысль об опасности, я метнулся к подножию утеса и, раскорячившись, как баба Света в огороде, начал карабкаться вверх. Такой шанс выпадает раз в жизни, я хотел подобраться поближе, хотел разглядеть ее лицо, хотел прикоснуться к коже.