За границами легенд

А теперь как испаряется на ровном месте.

Шумно выдохнула. Поползновений этот бородач бездельный так и не оставил до сих пор. А я-то думала, что ж его не видно-то последние недели?.. Но…

Выломалась между кустов – парни деревенские, наши и один с соседней, на шум внезапный развернулись – прошла к везде нос сующему Осипу, ухватила за ворот, рванула, рявкнула парню обезмолвившему вдруг в лицо:

– Где?! Где моя мать?!

– У… у колодца упала.

Я же говорила ей, что сама воды принесу! Сама таскала всегда! Столько запасу сделала!

Рванулась было прочь, сердце неровно забилось, дыхание перехватило.

Успеть бы!!! А успею ли успеть?.. На боли в груди она раз не первый уже жаловалась за полгода эти. И от гришкиных трав ей легчало ненадолго совсем.

– Разочаровала! – Хренло проворчал, когда я, внезапно развернувшись, стремглав бросилась обратно, давиться сквозь кусты, кожу и рукава обдирая об отрезанные мною прежде и поломанные только что ветки. – Думал, мать ей дороже её продажных корзин.

– Там змеи водиться могут, – осклабился Осип.

– Да чо ей станется? Сама как змея! Проползает шагах в десяти-тридцати так, что хрен заметишь! Да и хрен-то с ней! Сорвался, гнида! А тянул-то нить так, жирный был, гадина!

Но я, не смотря уже на равнодушных скотов, ободранными, окровавленными руками раздвигала выпавшие и прежде нарезанные ивовые ветви, выбирая из-под них собранные ранее, на заре, маленькие листки и стебельки трав. Григорий сказал, что эти травы, в лесу нашем редкие, нашла едва, матери надо в рот влить или у носа, между ладоней растерев, носить, если сознание терять будет.

Сказал, могут жизнь ей спасти. Но, говорил, ежели сознание будет терять, то уже недолго ей до того, как уйдёт за Грань. А успею ли?..

– Слышь, коза! – проорал Хренло, когда я меж кустов выдиралась обратно, прижимая к груди выбранные и окровавленные кустики трав. – Я тута спросить у тя хотел…

Но я уже бежала к деревне, не слушая.

Дыхание перехватывало, губы от бега быстрого спеклись, сердце сжималось от ужаса.

Успею ли?.. Добегу ли?..

А уши проклятые – дар и проклятие папани – ловили невольно, что позади идёт бурное обсуждение, стану ли я «смирной», когда мать помрёт?.. Стану ли я ласковой к этим гадам, от которых сбегаю столько и «нос ворочу»?.. Хотя Осип уверял, что я наверное уже грязная, после того как тот бродяга краснословный, колдун что ли, у нас поживал три месяца да испарился тайком поутру.