Город драконов. Книга седьмая

Спустя годы, когда юный герцог Клеймор в качестве возмездия за все, что пришлось вынести и ему и мне, вызвал на дуэль Бартоломео Уотторна, выяснилось, что врачебное освидетельствование было фальшивым, никаких травм Барти не получил, и даже его левый глаз – был зрячим до того самого момента, как герцог Клеймор не пустил пулю прямо в него.

После этих слов мой отец встал, прошел к столу и махом выпил весь свой стакан с виски. Затем налил еще добрую половину, подошел и протянул моей матери. Никогда бы не подумала, что она способна пить что-либо кроме разведенного вина или же легкого пунша, но мама выпила все до дна, одним глотком.

– Я не виню вас ни за что, – слезы текли по моим щекам, не прекращаясь, и мне было совестно за эту слабость, ведь я понимала какую боль причиняю этой несдержанностью своим родителям. – Вы поступили так, как должны были. Я…

– Твои шрамы, Бель, – матушку сотрясали рыдания, и алкоголь ничуть не помог, – твои вечно покрытые шрамами ладошки… Я никогда не смогу простить себе этого.

Папа молчал, но он остался стоять, словно отныне считал себя не вправе прикасаться ко мне вовсе. Я подняла голову и посмотрела на него, отчетливо понимая его мотивы и его боль. Отец практически не изменился за эти годы, а проведя в доме с крепким камнем-основанием столько дней, существенно поправил здоровье, но его потерянный взгляд, его бледное лицо сильного, несгибаемого мужчины, прошедшего военную службу, сумевшего построить весьма доходное предприятие, снискавшего уважение и достаток, существенно больший, нежели ему мог предоставить титул… Ныне так мало осталось от того человека, каким он был до того чудовищного происшествия с Барти Уотторном.

– Папа, – я позвала его, чувствуя, что слез на моих щеках меньше не стало, все было хуже, их становилось лишь больше, словно прорвало плотину, что долгие годы сдерживала все мои эмоции. – Папа…

Мне хотелось сказать «не уходи», «не отворачивайся», «не бросай меня», но во мне не было сил выговорить этого.

Я понимала, что этой чудовищной правдой причинила своим родителям больше боли, чем они были способны выдержать. И я готова была замолчать и молчать хоть всю свою жизнь, только бы папа не стоял с таким потерянным выражением лица, а в его глазах не было столько боли.

– Твои награды и ученые степени, их стоило бы поднять, – нарочито спокойно произнес отец, но его опущенный взгляд вынуждал еще острее осознать всю глубину пережитого горя.