Магнолия в твоём саду. Часть 1

Шуранец испуганно разинул рот:

— Нет, пресветлый магистр, я просто хотел освободиться от чар!

— Есть только один способ снять заклятье подобной силы, — холодно чеканя каждое слово, продолжал страж Света. Его аура вдруг засверкала радугой. — Очистить от тьмы ведьму, оное заклятье наложившую, всеми семью способами, как то: боль, стыд, тьма, голод, холод, вода и огонь, а затем очистить жертву, сиречь тебя. В данном случае, полагаю, довольно будет боли. Денёк на дыбе, три десятка плетей, калёным прутом по пяткам — и ты обретёшь счастье освобождения.

Ты об этом просишь?

К концу его речи я покатывалась со смеху, а бедный торговец трясся, как цуцик, глаза у него лезли из орбит, зубы стучали. Мой глазок скатился по бархатному камзолу вниз и отлетел в сторонку, двигаясь над самым полом, но не касаясь его.

— Нет, магистр, нет… О Свет Всемогущий!

— Но твоя жена — ведьма?

— Нет, магистр, прошу, это ошибка!

— Ошибка? — инквизитор повёл бровью. Дождался, когда у бедняги от ужаса закатятся глаза, и с сомнением произнёс: — Ну, раз так… тогда ступай.

И знай меру в хмельных радостях. Не то кончишь в пыточном застенке.

Шуранец вылетел из комнаты, как снаряд из катапульты. А мой глазок остался. Откочевал в сторонку, к платяному шкафу, и завис в ожидании.

Огоньки в голубовато-серой ауре окаянника погасли. Он запер дверь, процедил устало: «Пьяный олух», — и вернулся за стол. Подтянул к себе ларчик, парой касаний отключил стража и достал стопку бумаг.

Значит, когда шуранец постучал, он бумаги спрятал и лишь тогда пошёл открывать.

Предусмотрительный. И что же это за секреты, которые надо таить за магическим замком?

Глазок подплыл ближе. На первой странице обнаружился портрет молодой женщины, выполненный угольным карандашом в странной манере — мелкими частыми штрихами. Женщина была, как настоящая, но выражение лица неживое, взгляд застывший.

Окаянник вытаращился на портрет и замер.

Так-так. Я думала, он изучает записи по делу сормасского потрошителя, а он зазнобой любуется.

Но что в остальных бумагах? Стопка-то толстая. Неужто любовные письма?

Окаянник отложил портрет в сторону — и глазок отпрянул. Со следующего листа таращилось Недреманное Око Пресветлой Коллегии по Надзору за Покоем, Законом и Праведностью Веры — глаз в Круге Света, вписанном, в свою очередь, в Треугольник Разума, Любви и Добродетели.

Знаем мы вашу добродетель, душееды! И вашу любовь…

Ниже чётким убористым почерком профессионального писца шло: «Справка.