Отражения

Отражения

Мария Покусаева

Сквозняки и призраки

Если быть предельно честной перед самой собой, жить в доме дель Эйве мне почти нравилось. Это «почти» относилось к мелким бытовым неудобствам. При сильном ветре в комнатах, даже в моей, удивительно уютной, становилось холоднее, мне приходилось набрасывать на плечи шаль и жаться поближе к камину. Ванная находилась чуть дальше по коридору, и по вечерам я, воровато оглядываясь и кутаясь в подаренный мне халат, пробиралась к себе, боясь, что вдруг попадусь на глаза кому-то из старших и этот кто-то посмеется над тем, как я выгляжу с полотенцем на голове. Есть приходилось строго по расписанию, хотя таскать с кухни яблоки и куски пирога не возбранялось, главное, не делать этого ночью, когда все уже легли спать (а если делать, то так, чтобы никто ничего не заметил).

Еще были запертые двери, прячущие от меня чужие тайны.

И прислуга, которая заправляла постель, если я не успевала этого сделать. В Замке я не чувствовала себя так неловко, возможно, потому, что прислуга в Замке предпочитала не показываться людям на глаза — я так и не увидела ни одного боггарта.

Я могла делать что угодно, когда не сидела за общим столом в гостиной или не занималась с леди Присциллой изучением разных интересных вещей, но я предпочитала прятаться с книгой где-нибудь, где меня бы не могли найти. Это помогало избежать ненужных, очень гнетущих меня вопросов леди Тересии, или столкновения с лордом Парсивалем, перед которым я продолжала робеть каждый раз, когда он обращался ко мне по имени.

Самым страшным было ощущение одиночества — слишком уж мало людей приходилось на все эти комнаты, коридоры и галереи. Иногда я просыпалась ночью и, глядя в темноту за окном, думала, не стоило бы мне, рискуя быть понятой неправильно, пробраться в комнату этажом выше, где спал Ренар. Ради хорошей беседы и теплых рук. Силы духа в итоге не хватало, потому что за пределами одеяла было холодно, а на одеяле, у меня в ногах, обычно обнаруживался свернувшийся в клубок Ахо. Он поднимал голову и его глаза мягко мерцали в темноте.

— Спи сладко, человеческое дитя, — говорил фэйри и совершенно по-кошачьи начинал мять лапами покрывало.

Видимо, это были какие-то чары, от которых я засыпала, а утром чувствовала себя свежей и отдохнувшей.

Но ни разу не счастливой.