Между тьмой и огнем II

Ее грудь заметно вздымалась от тяжелого дыхания, и даже это было необыкновенно для местной публики. Стоило Мирославе сделать первый шаг, как на нее обрушилась лавина шума, и самообладание удалось сохранить только благодаря поддержке Радомира, сжимавшего руку. Откуда-то сбоку показался микрофон и неприятный голос прожужжал:

– Расскажите нашим читателям о своих скандальных романах с рядом высокопоставленных лиц, которых вы одновременно водили за нос. Как вам это удалось?

На выручку пришел Раду. Он только отмахнулся от десятка других репортеров, пытавшихся что-то у них спросить, и ответил за Миру:

– Она смогла скрывать это от своих поклонников потому, что они ошибочно полагали, будто ангелу не свойственно обманывать.

– Вы же тоже стали жертвой, Мастер, – воодушевился избранный журналист.

– Как видите самой удачливой. Хотя, думаю, виной тому мое положение. Всего печального!

После этого короткого интервью, Радомир больше не отвечал ни на какие вопросы, а уверенно шел, приобняв Мирославу за талию, к парадному входу в стиле ар-деко.

На пороге почетных гостей ожидал помятый и засаленный Корбин с родным ему перегаром и красными глазками на заплывшем лице.

– Ваше благородие! Какая честь видеть вас у нас снова, после стольких месяцев! – Он неопределенно пошатнулся вперед, вероятно, кланяясь. Потом переключил внимание на Миру. – О, с тех пор, как я видел девушку в последний раз, она заметно изменилась. Волосы отрасли? – Прищурившись, спросил пьянчужка.

– Платье новое купили, почтенный Корбин, – добродушно улыбнулся Радомир, похлопав владельца заведения по плечу.

– Да, наряд – это половина успеха, поверьте профессионалу, – подмигнул коротышка крылатым и пропустил их, поспешив навстречу новым гостям.

– Он всегда такой? – Удивленно спросила Мира, с неприязнью глядя в спину Корбина.

– Да, это его наказание.

– Здесь, в городе, проклятый?

– На вечное пребывание в "Игривой наезднице" и устроительство программ и развлечений для местной публики. Он не может выйти за пределы земли, которая отведена под бордель.

– Несчастный, мы...

– Не можем ему помочь, мы никому из осужденных смертных не можем помочь. Таковы законы не столько этого места, сколько нашей религии.

Радомир с любовью смотрел в повлажневшие глаза Мирославы, сжимавшей его руку.