Мертвецы и Зеркало

Эд почувствовал укол совести. Мама не заслужила такого обращения. Нужно бы извиниться. Она не виновата в том, как он себя чувствует. Ему не по себе. Хочется сбежать. Были даже мысли вернуться в реабилитационный центр. Но эта женщина в этом не виновата. Она просто хотела наладить отношения со своим сыном, которого так давно не видела. Которого уже возможно потеряла. Эду хотелось подойти к ней обнять ее, сказать «извини», сказать, что давно простил за то, что она сдала его в психиатрическую клинику в восемнадцать лет.

Но вместо этого, парень просто стоял и молча, исподлобья, наблюдал за каждым движением матери.

- Я за тебя боюсь, Эдик. - продолжила Любовь, повернувшись к сыну лицом и обхватив себя руками. - Все эти люди там. - она кивнула в сторону гостиной. - Они все по тебе скучали. Они твоя родня и не хотят ничего плохого. Но все мы люди разные. Они знают, что у тебя проблема с... психикой. Были проблемы. Были. Но сейчас все хорошо. Не обижайся, сынок, если они будут задавать обидные вопросы или скажут что-то обидное.

Они не специально. Этот праздник в честь твоего возвращения. Мы все по тебе очень скучали.

- Я тоже по вам скучал. - ответил сухо Эд. Ему бы, конечно, хотелось разразиться речью о том, как он им всем благодарен и что ему интересно, как все остальные изменились. Что нового произошло в семье брата матери, как поживают его племянники. Как себя чувствует тетя Роза. Хотел бы сказать, что давно привык справляться с обидами и предубеждением на свой счет. Но вместо этого выдал только грубую фразу.

- Родня - это те люди, на которых нельзя обижаться, чтобы они не делали, и чтобы не говорили.

Мать рассмеялась. Она покачала головой и, попросив Эда переодеться в рубашку, пошла на кухню.

Эд надел свободную рубашку, сшитую из джинсового синего материала. Рукава были длинные, их пришлось засучить. Уродливые шрамы на запястьях резко выделялись на желтоватой коже. Эд пальцем провел по шраму на левой руке. В голове пронеслись все мучения и страдания. В одной из клиник, где он проходил лечение с пациентами не особо церемонились.

Неспокойных приковывали наручниками к железным спинкам кроватей. Забывали кормить. Не меняли одежду. Не меняли постель. Месяцами его глаза не видели солнечного света, до слуха долетали крики пациентов за стеной. Много боли и страха. Обиды. Да, Эд за эти восемь лет прошел многое и тоже очевидно намного изменился. Не просто должно быть семье принять его. Но придется.

Теперь все хорошо. Прошлое не повторится.