Восхождение хранительницы. Курс на время

Премудрости Глинчихи яснее, но не близки - наоборот - как колючий свитер. Так, что слушала всех, а как в школе поступать - буду на месте решать.

Вот только к учебе подготовиться, как к самому побегу, не было ни единого шанса. Письмом и чтением Глинчиха с Гуслей специально занималась, пока меня дома не было. Тётка знала, что за возможность учиться я бы не только их хозяйство вела, но и всей деревне помогала, вот и отправляла куда подальше - животных пасти, за грибами в лес ходить, на болото за травами, или в пекарню к Пранину. Щурилась на меня, недовольно цокала языком и объясняла: “Хорошая жена должна мужа вкусно кормить, чтобы с синяками во всю морду не ходить”. Вот и вся мудрость для меня. На каждую просьбу, мольбу об учебе, ответ был один: “Грелке в постеле грамота ни к чему”. Ничего, до школы доберусь - всей грамоте научусь!

Еще по тихому сушила сухари в дорогу: в день получаю один кусок хлеба и делю пополам: половинку - в рот, вторую - в тряпку, к другим сухарям прячу. Кушать хочется потом жутко, но лучше сейчас поголодать, чем потом всю жизнь за одним столом с мерзким Костылем сидеть. Иногда старший сын Валька со своей тарелки отдавал кусочек куриного мяса, или оставлял полстакана молока, и мне незаметно совал.

Следующим пунктом в плане побега значилось выпытывать у пекаря истории о его путешествиях, чтобы знать: как костер запалить, какие ягоды есть можно, а какие - нельзя, как место для ночлега выбирать, как в городе найти, что-то. Пранин смеялся, говорил, что от моих “как” и “почему” у него голова кругом идет, но не ругал. Только задумчиво глядел, рукой махал и рассказывал. Самый чудесный человек, которого я знаю - подкармливал, даже мазь заживляющую купил и порезы с ранами замазывал, когда Глинчик бил. Большие рубцы все равно остаются, но мелкие сходят - приятно. А еще раз в неделю мужчина угощал медовым пряником - обожаю! Я съедала лакомство прямо в пекарне, чтобы дома никто не забрал, а Пранин только тяжело вздыхал, и своей тяжелой волосатой рукой трепал мою макушку. Правда, последний месяц все угощения домой таскала - в заветный завертыш с сушеным хлебом.

Этой ночью я украду единственный на всю деревню лист-приглашение невероятного цвета золота, и побегу со всех ног. Сначала собирала запасы для торбы, которую со старых тряпок себе сшила. Получилось сносно. Но этим утром планы резко поменялись. Глинчиха для Гусли тоже начала собирать большой красивый дорожный мешок - с вышивкой, ремешками, кучей кармашек внутри и снаружи.