Молчи

Тьелпэ было тесно: в мыслях, в одеждах, в теле. Что-то, чему он не знал названия, просилось наружу — прыжками, танцами, бегом...

— Ох, уморил, эльф! — звонко отсмеялась молоточками прямо внутри головы такая тёплая, такая мягкая, такая...

Нет.

Нельзя.

Пусть её ладони бродят по его спине, оставляя ожоги, пусть её глаза затягивают на самое дно, пусть! Разве это — любовь?

Разве так — можно?

— Иди, иди, иди ко мне, эльф, ну иди же, ну что ты такой, ты же из этих, я слышала, ты как менестрель Макалаурэ, ты их породы, а они неудержимы, яры...

Она вспомнила дядю Кано, и Тьелпэ понял: это — именно то, ради чего дядя тащил его из дома в ночь Бельтайна.

Это...

— Я должен предупредить тебя, милая, — взял он в ладони такое хрупкое, такое прекрасное в свете звёзд лицо, — я должен предупредить. Я... я тебя не люблю.

Почему так легко получилось сказать эти слова — наверное, потому, что это правда.

А в ответ смех — и жаркие ладошки уже на его щеках:

— Так и я же тебя не люблю!

И поцелуй в щёку.

— И я не люблю! Я тут уже перестарок...

И поцелуй в другую щёку.

— Зато теперь, даже если ты так и будешь столбом стоять до самого рассвета, все, все, все уже видели, и как ты со мной на руках через костры порхал, и как ты меня ото всех в лес утащил...

— Я?! — Тьелпэ не помнил, не помнил, а кто первым потянул дальше от света костров, может, и правда, он.

— Все видели! Даже если теперь после нашей ночи во мне не останется ребёночка...

— Но я же не люблю тебя! — Тьелпэ каким-то краем сознания помнил, людские женщины не то, что эльфийки, у них с деторождением проще дела обстоят, но как же так! Он не сможет...

— Да успокойся, говорю, и я тебя не люблю, но теперь-то уж мне муж гарантирован! Может, даже кузнец! Я же видела, какие ты штуки умеешь ковать, попервах-то думала, ты так, балуешься, как все эльфы, по побрякушкам, а когда ты нашему старшому коня подковал, поняла, ты ох как непрост...

И губы, такие нежные, такие жадные, с поцелуем приникли к его губам.

И стало как-то сразу не до разговоров.

… — Что, говоришь, первый раз? — нежно скользили горячие пальчики по плечам кузнеца. — Нет, так-то я верю, что первый... ты такой неловкий поначалу был... ты не обижайся, но мне даже показалось, ты меня боишься... нет? Ой... а что ты теперь де... ха-ха-ха! Я так и знала, тебе понравится! Ох, не думала, что ты так сразу...

Понемногу занималось утро. Тьелпэ приподнялся на руках.

Он хотел видеть.

Теперь — видеть.

Её.