Люби меня до смерти

Я шёл на чей-то зов, и звучал он в моей голове и извне одновременно, и это были не слова, а совсем иное, непонятное ощущение, которое невозможно объяснить, а можно только пережить. Из широкой прихожей я вошёл в гостиную, заставленную китайскими фарфоровыми вазами, статуэтками из серебра и бронзы, раритетными книгами, и обставленную так тесно, что яблоку не нашлось бы места для падения. Пока я озирался по сторонам, рассматривая знакомые предметы, двери, ведущие в рабочий кабинет отца, распахнулись сами по себе и перед моим взором прорисовались два силуэта, окутанные лучами яркого солнца.

Войдя в комнату, я узнал в них своих пропавших без вести родителей.

Детское чувство неизмеримой радости внезапно нахлынуло на меня при их виде. И я бросился к ним навстречу, осознавая, что я очутился в теле вовсе не взрослого почти тридцатилетнего мужчины, а двенадцатилетнего подростка. Я возвратился в тот возраст, когда видел их в последний раз, но сейчас они передо мной явились живее всех живых, словно никуда и не пропадали.

Если это был сон, то хотел бы я, чтобы он длился вечно.

Отец, как всегда, предстал в своём излюбленном строгом классическом костюме (каким я его больше всего и запомнил) и с зачёсанными назад чёрными, как уголь, волосами, и пронзительными, как сама летняя южная ночь, глазами, держался строго, сдержанно и внешне мало проявлял эмоции, хотя я знал, что он сильно переживал в глубине души, но просто по характеру своему не умел показывать это. Так его воспитали, поэтому лишь пожал мне руку и слегка приобнял, похлопывая по плечу, как это он любил делать.

Мать же, напротив, не скрывала своих чувств: она долго обнимала, целовала, поглаживала меня, прижимая крепко к груди, и не желала выпускать из своих тёплых и нежных объятий. Слёзы, не переставая, текли из её больших голубых глаз, русые волосы небрежно рассыпались по плечам и дорогой парфюм опьянил меня своим неземным ароматом. Наконец, мы неохотно освободились из своих объятий и немного отстранились, чтобы лучше друг друга разглядеть. Какое-то время, они оба смотрели на меня взглядами, полные любовью и грустью, понимая все мои страдания и лишения, что я пережил, потеряв их в самый сложный период своего возраста.

- Мы знаем, о чём ты думаешь, сын, – начал первым отец - но прошу, не вини нас и не кори себя в случившемся. Ты сам понимаешь, чему быть, того не миновать. Того, чему суждено случиться, невозможно избежать.

- Я просто хочу знать правду, – ответил я с оттенком подросткового протеста в голосе.