Ведьма, к ректору!

Блин, не виновата же я, что он потрясающий? Такой молодой, а уже настолько влиятельный! И умный... И обаятельный... С чувством юмора... Красивый... Умный... Чёрт, последнее уже было.

Да я уверена, что каждая девочка в институте писает кипятком, если случайно ловит его взгляд ...этих, как чистое озеро на рассвете, голубых глаз... просто боятся признаться, зная, что им ничегошеньки не светит.

Вот для кого нужно было варить зелье... А не для какого-то там Алекса. В последнем, кроме собственной важности и показного пафоса ничего интересного нет.

И вдруг так нестерпимо захотелось, чтобы намешанная жидкость в бутылочке оказалась рабочей! И чтобы Он на моём пути! Прямо сейчас! Я протягиваю ему угощение, Он выпивает до дна... И всё! Мой! Р-р-р! Как завораживающе притягательно!

Я прикрыла глаза, фантазируя в деталях о том, что бы делала с ректором, окажись он в моей власти, — фантазировала, не стесняясь! — продолжая на автомате вышагивать в сторону общежития парней.

И как результат, во что-то вписалась.

Ну, а как иначе?

Во что-то упруго-мягкое... И тёплое, на контрасте с холодом октябрьской ночи, заставляющее замереть с наслаждением на месте... И, кажется, живое... С дыханием... Тяжёлым... Человек?!

Я зажмурилась ещё сильней, когда мои плечи обхватили чьи-то пальцы, вздрогнув, словно меня ужалила пчела. Мамочки, как же жутковастенько!

— Так-так-так, — хрипло раздалось сверху. — Студентка... Глинская. Не путаю?

Твою ж!!! Серьёзно?! Да вы издеваетесь! Да ну не может быть! Не-а.

— Глинская, какого чёрта ты делаешь в парке по дороге в мужское общежитие?! Отвечай!

Твою ж, это реально он... Ректор... Никольский Родион Витальевич, собственной, очаровательной персоной, как по чёртовому волшебству! Что он здесь делает среди ночи?

Стоп. Он — ОН! — знает мою фамилию???

Кажется, от умиления я готова расплавиться радужной лужицей в его сильных руках.

Но эти самые сильные руки — по-мужски красивые, с широкими ладонями, изящными пальцами — меня как следует встряхнули, возвращая в реальность.

— Глинская, открой глаза и объяснись! Немедленно! И прекрати ко мне прижиматься!

— Вы тёплый, — ляпнула я, не подумав и, прикусив язык, осторожно открыла один глаз.

Никольский спрятал усмешку и строго так, с нахмуренными бровями, начал взирать на меня с высоты своего роста.