Серебряный змей

Он не только сохранил ясность ума, но и прекрасно управлял поместьем, вел хозяйственные книги, в которых я почти ничего не понимала, терпеливо отвечал на возникающие вопросы. Пожалуй, ему одному я могла доверять, поскольку знала его с детства. Остальные слуги были посторонними людьми – внимательными, обходительными и чужими. Может быть, кто-то из них шпионил за мной и доносил императору. Может быть, так поступали все они.

– Письмо, госпожа!

Седрик протянул мне запечатанный конверт. Я поблагодарила слугу. Хотела отложить послание в сторону, чтобы посмотреть в одиночестве, но заметив печать, передумала.

Замысловатый узор – кинжал на раскрытой книге и змея, – оттиснутый на сургуче, принадлежал императорскому дому. То, что повелитель вспомнил обо мне спустя столько месяцев, не сулило ничего хорошего.

Сердце пропустило удар и забилось быстрее. Ладони вспотели. Мозг лихорадочно просчитывал и тут же отметал один за другим варианты. Зачем я понадобилась правителю, одно имя которого наводило страх на врагов и заставляло склонять головы подданных? Чего он хотел? Мести, моего унижения, раскаяния? Я не знала.

Ответ на этот вопрос содержался в письме, но я боялась его открыть.

Если за мной не прибыл конвой, значит, арест мне не грозил, по крайней мере, сейчас. С другой стороны, правитель казнил и за меньшее. Он мог бы избавиться от меня раньше, но вместо этого отпустил. Даровал прощение, позволил насладиться свободой, но не забыл, как не забывал ничего. Позволил поверить в чудо, а сам приготовил изощренное наказание.

Нет! Нет? Проснись, упрекнула себя, так ли хорошо ты знаешь Ашшхаара Мин Даура, чтобы судить о мотивах его поступков? Он тайна, которую никому не дано разгадать, могущественный маг, жестокий завоеватель, беспощадный к своим врагам. Тот, кто стал для меня всем, кого я едва не лишила жизни. Мне ли судить о нем?

Первая в этом году гроза заставила меня вздрогнуть, а крупные капли дождя – поспешить в дом, чтобы укрыться от непогоды. Не хватало еще простудиться. Но может быть, продолжительная болезнь вызвала бы жалость в душе императора и отсрочила мое наказание? Нет, Леа, ты снова забываешься! Этот человек не знает жалости к врагам, а я не стану просить о милости.

Накинув на плечи шаль, я села в кресло, поджав под себя ноги. Достала из кармана письмо, надорвала конверт. Руки дрожали. Строки расплывались перед глазами. Смысл написанного ускользал от меня. Только с третьей попытки я поняла, что это речь шла о праздновании пятнадцатилетия империи Даур.