Дурная кровь

С наслаждением вытряхнул снег из всех мест, куда его, по идее, и занести не должно было, скинул и пристроил под лавкой у печи сапоги, развесил плащ и расстегнул куртку.

- Не боишься? – вытянул ноги, впервые за долгие недели позволив себе по-настоящему расслабиться. Он нашёл её. Нашёл! Тех, кто обладает даром, ни с кем не спутать, и метки не нужны! Тонкая, бледная, почти прозрачная, растрёпанная и лёгкая, как снежинка. Таких не встретишь среди простых людей.

Девка схватила со скамьи рукавицы Верда, чтобы подцепить горячий чугунок, перенесла его на стол, всё ж таки ошпарившись по пути, и затрясла пригоршней.

- Чего бояться прикажете?

Охотник хрустнул шеей, размял плечи, едва не застонав от удовольствия:

- Меня, к примеру. Ну как убийца к тебе пожаловал? Вор, душегуб? – постарался Верд вспомнить все нелестные слова, которыми одарила его давешняя старуха.

Хозяюшка звонко рассмеялась, проскакала, как воробышек какой, едва касаясь половиц босыми ступнями, и плюхнулась рядом, без малейшего страха заглядывая чужаку глаза.

Дурашливо протянула ручку:

- Я Талла. А вы, дяденька, душегуб?

Верд ошалело пожал ладошку, утонувшую в его смуглой лапе. «Дяденька»! Намного ли он старше наивной девчушки, покамест не успевшей обжечься о жизнь? На пять лет? Десять? Зато поседел и нажил шрамов как на коже, так и на душе. Вот тебе и «дяденька»…

- Верд. Хотя и душегуб тоже. Временами. Но не сегодня.

- Вот и чудненько. Вечерять будем?

Не таясь, она выложила всю снедь, какая нашлась.

Пока Талла ловко орудовала ложкой, раскладывая горячую, только из печи, кашу и разливая ароматный кисель, Верд поглаживал навершие меча. Что мешает тюкнуть колдунью чуть ниже затылка, подхватить обмякшее невесомое тельце, перекинуть через плечо – и поминай как звали. Ни спрашивать не придётся, ни уговаривать. Знай себе вези по дороге, примотав к седлу, да еду изредка впихивай сквозь плотно сжатые зубы, чтобы вконец не отощала. Охотнику не впервой, так чего церемониться?

Талла придвинула тарелку и вложила в задумчиво расслабленные пальцы грубо стёсанную деревянную ложку.

Мужчина недоумённо уставился, поднял её к глазам, точно забыл, как держать, целиком закрыл половником суетящуюся фигурку.

- Дура ты, - сообщил он колдунье.

Та невольно среагировала и тут же смутилась:

- Сам дурак! Ой, дяденька, вы чего обзываетесь?

- Какой я тебе дяденька, - вспылил Верд, плюхнув поварёшку на горку кушанья.