Проигранная чудовищу

— Иди к своим друзьям и веселись за наши деньги. А нас не смей трогать!

— Я решаю, когда и как буду вас трогать! — гневался Марвин.

По комнате раздались грузные шаги. Он обхватил Джени за талию и вырвал ее из моих рук, а после кинул на другую половину кровати. Я бросилась за ней. Кузен вцепился в мой локоть и потащил за собой.

— Софи! Пожалуйста, не надо! — зарыдала сестренка и поползла следом за нами.

Я потянулась к ней, но опекун резко дернул меня за руку, оттаскивая к двери. Цветочек свалилась с кровати.

Однако она быстро поднялась и побежала за мной, вот только Марвин шагнул навстречу и схватил ее за косу. Устрашающе наклонившись, прохрипел:

— Сиди здесь, малявка. Сиди тихо!

— Отпусти ее! — толкнула я опекуна в плечо, но проще сдвинуть стену, чем это чудовище.

— Если услышу хоть писк, то скормлю тебя свиньям. Ты меня поняла? — продолжал он запугивать Джени.

— Поняла, — всхлипнула цветочек.

— А теперь брысь, — скривился Марвин и вышел из комнаты.

Дверь за нами закрылась, отрезая меня от сестренки.

Я едва не задыхалась от возмущения. Нутро распирало от желания выплеснуть наружу скопившуюся ненависть к Марвину. Пусть бы узнал, что я это так не оставлю. Да, закон на его стороне, однако почему-то опекун решил, что кто-то ему позволит распоряжаться нами как скотом.

— Ты недостоин носить фамилию Хоуренс. Ты позоришь нашу семью. Мне отвратительна сама мысль о нашем родстве...

— Жаль, что твое мнение никого не заботит, — перебил меня кузен.

От него разило спиртным. Раньше в таком состоянии он уже не стоял на ногах и спал в своей комнате, но сейчас почему-то все было иначе.

В глазах читались злость и решительность. Каждое движение, каждый взгляд источали недовольство. Даже то, как больно впивались в руку его пальцы, наводило на мысль, что кто-то сильно его рассердил.

— И я рад, что твоих родителей не стало, — этот ублюдок решил вбить кол в мое сердце. — Боги услышали мои молитвы. Больше никто не будет ставить Грэйса в пример, возводить его на пьедестал и сравнивать нас.

Его нет, Софи! Теперь я твой отец, бог, повелитель.

— Ты никогда не станешь ни одним из них. Грязь до самой смерти останется грязью.

Я вжала голову в плечи, заметив, как Марвин замахнулся для пощечины. Но ее не последовало. Нас прервал голос, донесшийся снизу:

— Марвин, сколько тебя ждать?

— Иду! — рявкнул он, глядя на меня в упор.

На губах мелькнула ехидная ухмылка. Кузен зашагал к лестнице, не оставляя мне ни малейшего шанса на спасение.