Триада

И не люблю, когда на жалость давят. Неизвестно, как дальше сложится. Если мы сейчас на поводу у неё пойдём, то сами не заметим, как задницу ей начнём подтирать. Знаю я все эти уловки в стиле «я сирая и убогая, сделайте всё за меня и денег сверху дайте».

Алёна попыталась подняться. Встала на колени, правой рукой подтянула одну ногу, упираясь левой ладонью и коленом левой ноги в песок. С утробным стоном поставила правую ногу на стопу. И замерла. Упёрлась обеими руками — и не смогла подняться. Завалилась вперёд, но Шура не дала ей упасть окончательно.

Молча схватила за локоть и вздёрнула вверх.

— Хотя бы не ной и не звезди тогда, — устало сказала брюнетка.

И мы пошли дальше. Песок забивался везде, особенно между ног. Я растёрла себе ляжки, но поделать с этим ничего не могла. Судя по мрачной тишине и абсолютной темноте, никто нас пока не ищет. Шура, несмотря на всю свою агрессивность, Алёну пока не бросила. Поэтому я шла, через боль переставляя ноги, и ненавидела этот мир.

Небо зарделось рассветом. Утренние сумерки раскрасили изогнутые барханы, наполнили овраги темнотой и посеребрили гребни дюн. Обе луны потускнели. Одна почти растаяла, вторая — полная — ещё светила, но уже устало, неуверенно.

Светлело стремительно — за какие-то минуты небо побледнело, и из-за горизонта вырвалось червонное солнце.

Восход оглушил великолепием. Огромное светило налилось киноварью и ударило по нам алыми лучами. Мы замерли, поражённые зрелищем. Солнце залило пустыню рубиновым светом и тут же изменилось.

Порыжело, сбросило пунцовое марево и родилось из-за горизонта ослепительно-жёлтым диском.

Я сбилась с шага.

Не то чтобы я никогда не видела рассвет. Просто никогда не видела такой рассвет. Даже ненависть к этому мерзкому песку поутихла.

В горле запершило. Ноги уже едва держали. Судя по ощущениям, мы шли всю ночь. И чёртов оазис всё ещё лежал впереди, хоть теперь и гораздо ближе к нам.

Шура перехватила Алёну поудобнее и устремилась к цели.

В рассветных лучах оазис отливал бордовым. Я подумала, что это оптический эффект, но нет. Чем ярче светило солнце, тем отчётливее проступал багрянец. Вся раскинувшаяся перед нами растительность была разных оттенков вишни — от неспелого кораллового до чёрно-алого. Мало нам двух лун, теперь ещё и деревья бордовые!

Вдруг из оазиса раздался громкий стук. Одна из высоко торчащих пальм колыхнулась.

— Дровосеки! — обрадовалась я.