Во тьму

— Ну, ну, не сердись, — проворчал он ему. Руки сами собой тянулись к нему, стройную фигуру Майа хотелось облапать и усадить к себе на колени, но максимум, что он сейчас заработал бы — новую пощечину. Поэтому стоило действовать строгостью и занять рациональный разум своего вассала новыми заботами.

— Тогда я займусь делами, — сообщил ему Саурон. — А ты можешь спать дальше.

Майа не просто "сердился" на Мелькора, он был обижен, разочарован и вообще не желал иметь с ним никаких дел, сохраняя разве что рабочие отношения. Если раньше между ними и могло что-то получиться, была какая-то взаимная симпатия, то теперь Гортхаур вычеркнул все те немногие моменты, когда они были чуть ближе, чем следовало бы господину и подчиненному. Все свои мечты о танцах Моргот мог оставить теперь при себе. Как и мечты получить наконец хотя бы поцелуй от своенравного майа.

Впрочем, Саурон не стал бы исполнять такое бредовое желание, даже если бы был в хорошем расположении духа, и танцевать бы отказался. Он воин, военачальник и правая рука Темного Властелина, а не красивая игрушка. Саурон был силен, мало в чем уступал Мелькору, поэтому заставить его делать что-либо без сильных травм и потерь для себя не представлялось возможным.

Зато ох, как же уязвило и без того попранное самолюбие темного вала это небрежно брошенное "Можешь спать и дальше"! Но он был далеко от желания устроить новый скандал или наказать непокорного за потерянный Тол-ин-гаурхот, поскольку понимал: после драки кулаками не машут. А потому он лишь деланно широко зевнул и навалился на спинку трона, прикрыв глаза.

— Иди-иди, — бросил он ему вслед, делая вид, что погружается в глубокую дремоту. — Не забудь усилить посты на границах с владениями этих треклятых эльдар!

И сделал вид, что уснул, хотя сам все же посмотрел на покидающую его покои высокую фигуру майа-чародея. Что-то исчезло между ними, но меньше всего на свете Мелькор умел что-то налаживать и чинить. Недаром большинство его имён на всех языках Арды звучало как "дух-разрушитель".

Опомнился Моргот только под вечер и обнаружил, что, к досаде своей, и впрямь уснул. "Да что на меня такое нашло?" — подумалось ему. Он вспомнил, что Саурон его покинул, и ощутил холод и медленно разливающийся в груди гнев. Скоро небо над Ангбандом налилось грозовой чернотой, прорезаемой вспышками молний. Черная туча ползла, пока не достигла пределов леса, и разразилась над Дориатом, словно гнев темного вала хотел настичь тех, кто похитил его сильмарилл.