Обитель мерцающих камней

Вообще-то он считал Ричарда человеком, одним из немногих, с кем он снисходил до откровенного разговора. Но, постоянно видя перед собой его душу распахнутой, он временами преисполнялся к нему брезгливым сожалением. А через него—и ко всем другим, потому что раз уж тот, кого судьба поставила великим, бывал так ничтожен, то что говорить о прочих? Но король ненароком коснулся истины, больного места: жизнь Реджинальда Марча была тем немногим, к чему молодой волшебник Роно не оставался равнодушен.

— По крайней мере, сир, — взмолился он, — не велите его пытать!

Ричард опустил глаза.

— Ну как же? — нехотя сказал он.—Такое обвинение — и без дознания? Нет, Роно... Приказ о начале дознания я должен послать завтра... ну, то есть сегодня, после более важных дел касательно моего возвращения.

— Сегодня же воскресенье, — с тихой надеждой, преобразившей его обычно презрительное лицо, прошептал Роно. — Сегодня — нельзя! Это все знают...

Он сполз со скамьи и опустился на колени.

— Пожалуйста!

Как ни утомлен был король, сцена эта его поразила. Роно никогда ничего у него не просил, и уж тем более на коленях. Обычно он явно предпочитал, чтобы просили его, а земное все было ему глубоко чуждо.

— А если бы вместо Марча в Бладжерси угодила Абигайль, — с интересом спросил он, — ты так же просил бы за нее?

Роно покачал опущенной головой.

— Но почему? Или женское несчастье тебя не трогает?

— Не этой женщины, сир. — Роно вскинул глаза, на секунду показавшиеся королю безумными.

Мускулы королевского тела напряглись, словно он хотел подняться и задать дерзкому щенку хорошую трепку, но потом Ричард вновь осел в удобное кресло. Роно мог обидеться, а Ричард ценил наследство, доставшееся ему от покойного Билиссо, гореть тому в аду. Благодаря советам своих волшебников, ему не раз удавалось выходить из затруднительных положений без ущерба для чести и даже с прибылью для своей доброй славы.

— Я не из породы праведников, — сказал он.—У меня и на белую чашу весов есть что положить, и на черную. Разве я когда-нибудь забуду, что этому мальчишке — двадцать пять, тогда как мне — пятьдесят, и что он — самый красивый из моих рыцарей?

Роно пожал плечами и опустил глаза. Услышал, как король встал и пошел к постели, как та скрипнула под его большим телом.