Тайные улицы, странные места

Но Боцман — живой и здоровый, мгновенно прорвался снизу, вспрыгнул на диван и сходу на живот, стал топтаться, взмуркивая и топорща усы.

— Господи, — сказала мама, придерживая дверь и оглядывая свешенные ноги и красное потное лицо сына, — тебе лень даже подняться и рукой пошевелить? Ты собираешься чего-то достичь в этой жизни, валяясь на диване? И ещё кот! Ты подумал?..

— Ма. Ну каникулы же!

— У кота? — саркастически уточнила мама, — я поняла, о чем ты. Но и ты пойми! Нынешний ритм жизни требует от нас сил и скорости! Мы должны…

— Кому?

— Что? — в коридоре запиликала старая песенка про джинсы, которые слишком малы, и мама нервно оглянулась.

— Кому, говорю, должны?

— В первую очередь — самим себе! Я знаю, ты не умрешь с голоду, это раньше нам. Нас — пугали так. Но ты обязан себя мотивировать!

— Ма, тебе Маринчик звонит.

— И звонит! — мать вздёрнула маленький подбородок, — у нас с ней очень важный разговор.

— Ну, иди и разговаривай, — Женька всполз поближе к подушке, держа Боцмана за тёплый взъерошенный живот. Ползти лежа было совсем неудобно, но не садиться же из-за того, что мать явилась читать лекцию. Решит, что он поддался, потом вернётся и все мозги высосет своими мотивациями и психо-тренингами.

— Грубиян, — беспомощно сказала мама. Аккуратно прикрыла двери и ушла, а через пару мгновений Бутусов умолк на полуслове и вместо него раздалось радушное, — Маринчик? Ты моя дорогая, как хорошо, что позвонила!

Ветер шумел, в соседнем доме, перекрикивая его, кто-то надсадно кашлял, Женька снова удивился мимоходом — уже лет пять, наверное, кашляет, так что слышно даже тут, а с кем, интересно, живет кашлюн? Вот уж достаёт, наверное, семью. И что лучше — кашлять, как из пушки стрелять, или вот без перерыва орать матом, как их соседка за стенкой. Сегодня что-то молчит, с утра они там пили, вместе со своим, ну ладно, мужем. Значит, к ночи проснётся и снова заведет свои вопли. Насчет, какой он гад и прочее непечатное. А никому вроде и дела нет. С матами сейчас совсем просто. Это у Женьки дома не принято, и никто никогда. За всю жизнь два раза и услышал от отца. Один раз, когда в машине ехали и батю какой-то дурак подрезал, почти на переезде. Батя тогда сказанул… потом покраснел, закашлялся, а мать вздёрнула брови и губы поджала, очень выразительно. Глянула на сына, мол, ну как же ты — при ребёнке. А другой раз — недавно совсем, выясняли отношения. Орали друг на друга, и потом батя как рявкнул.