Сказ о заезжем чародее и превратностях любви

Сказ о заезжем чародее и превратностях любви

Ольга Васильченко

Сказ о заезжем чародее и превратностях любви

Сказ о заезжем чародее и превратностях любви

Ить было это в том годе, когда Глашка, внучка Параски, что живет на кривом углу, где капуста колосится на весь плетень, сломала перелаз, гоняясь за пятнистой льохой*

Ехал через село чародей, не так чтоб быстро, а только то ли лошадь у него захромала, то ли сам он... Так и пришлось ему остановиться в корчме посредь Верхних шуйц на постой, пока ему то ли трость делали, то ли кузнец Киваня коня подковывал.

Только корчмарь ему чарку зелена вина поднес да блюдо с закусками поставил, как влетела в зал девка простоволосая, зареванная, да как бухнется чародею в ноги, как заголосит. А девка то наша, с Верхних шуйц, Марыська, сирота да погорелица, покойной ведьмы Плющихи внучка. Когда её Лысько, Борщевихи сынок, в жены взял, все аж вздохнули, мол с таким мужем и на ухвате летать не будет, как бабка, и кошкам молоко портить.

А ить вона оно как повернулось.

Так упала она чародею в ноги да как заголосит. Мол, спаси меня, пан чародей, не по злу дел наворотила а с любви да по недомыслию. И ну волосы на себе рвать да рубаху. Чародей чуть вино не расплескал, бровь угольную заломил, да как рявкнет на малохольную: "Стоять, молчать, бояться!" Та так и села.

Слово за слово, а узнал он от девки дурной перепуганной, что Лысько-то, мужик ейный, кобелиной поганым как был так и остался. Ладно ещё до свадьбы пол-села переколобродил, да только не на всех сеновалах пойман был, так и после не угомонился. И браслет обручальный ему не помеха, а на трусы семейные, что с замочком мудреным у молодой жены грошей недостало. Так и поймала его, когда Лысько в чужой клуне с Ликерой Полусмак, вдовушкой в самом соку, миловался да зелено вино под маринованный грибочек потреблял.

А ить как поймала, то в сердцах и прокляла, мол чтоб тебе, ослу паршивому, до конца дней твоих ни дна ни покрышки.

Сидит чародей, все больше в думах чело морщит. Не понимает, что от него Марыська хочет. А она уже рыдма рыдает, что благоневерный то, опосля слов её, в сердцах брошенных, так и стал ослом. Да не только стал, а ещё и запаршивел враз и энто... ни дна ему ни покрышки уж второй день. А уж чем она его только не поила, уж от одного, прости господи, заткнигузна полегчать должно было. И как на зло Борщевиха, свекруха ейная, с ярмарки ввечеру приедет. Уж она-то дурной невестке не спустит такого надругательства над дитятком единственным.