Белый поморник, серая крачка и волчонок

— Вот что я тебе обещаю, убийца. Твои люди будут жить, пока в мире текёт псиная кровь… А спроси-спроси — чья? Рыжего, Бешеного и, стало быть, твоя!

Донельзя гордый собою хлыщ загоготал:

— Ты оглох? Хах-ха!

Ответа не было. Хлыщ, чуть постояв в тишине, перешёл на сиплый захлёбывающийся визг:

— Слышишь, что я тебе говорю? Отвечай!

К нему подскочили и попытались утихомирить. Хлыщ махал руками, подскакивал. Поручень опасно задрожал.

— Убийца! Отвечай!.. Отвечай!

Кто-то невидимый шипел хлыщу на ухо, тряся пальцем в сторону крыльца. Хлыщ замолк, и его уволокли вглубь под навесы… Трюггви за всё время даже головы к нему не повернул.

А на дворцовое крыльцо стоило посмотреть. Народу на помостах прибавилось впятеро. Люди выходили и выходили, вставая за поручни. Трюггви осматривал их бегло, быстро, жадно, как зверь. Кое-кого даже узнавал — видел некоторых около Этельберта тогда.

По крыльцу в окружении достойных людей спускался и сам король. Его ждал мгновенно вынесенный и покрытый багровым полотнищем трон.

Раздался гулкий режущий звон. То один из слуг, выпятив дугою живот, расправив могучие плечищи, со вкусом ударил молотом в колокол, подвешенный неподалёку от трона.

Толпа возбуждённо завыла, как многогласое неизвестное чудовище, влёгкую заглушив продолжающего кукарекать глашатая. Представление и правда начиналось, их не обманули… А Этельберт брёл к трону медленно, кивая на вопросы своих людей, подходивших к нему с сосредоточенными и серьёзными лицами.

Трюггви увидел, что между дорогих плащей, штанов, юбок замелькала девочка лет семи, одетая не так богато и чисто, да к тому же в переднике. Она выскочила перед Этельбертом и что-то сказала ему, глядя прямо в лицо. Кустистые брови Этельберта сомкнулись, он ответил девчонке. Видимо, служанке… Силач у колокола размахнулся во второй раз, но Этельберт помахал ему пальцами правой руки — погоди! — и поднял левую, успокаивая занегодовавшую тут же от обманутого ожидания толпу.

Стая Этельбертовых приближенных еле сдерживала возбуждение, передавая по помостам некую срочную весть. У крыльца они расступились, будто рассечённая палкой вода — слуги несли второй трон и жёлтое, вышитое золотом-серебром полотно для его покрова. И целую гору подушек.

Всё кругом стало затихать. Оры и крики сменились на разговоры вполголоса и шёпот, а те, обрываясь — вовсе на пытливое молчание. Народ на правых помостах отходил от поручней, клеясь к самым стенкам…

Трюггви решился на мгновение поднять лицо к прояснившемуся небу.