Между Раем и Адом

Пенелопа хотела растянуть это мгновение — просто побыть в доме, всё ещё надеется, что отец пошутил и ничего не происходит, а я про себя уже молилась, чтобы из непроглядной темноты шкафа не показалось лезвие.

Последующие действия происходили будто бы в замедленной съемке: мать открывает шкаф, осторожно, словно пробуя темноту на предмет чего-то опасного, протягивает внутрь руку и после вынимает оттуда ножны, а из них — полуторный ангельский меч.

«Война», — промелькнуло в моей голове. Сердце бешено заколотилось в груди.

Всё тело будто бы парализовало, и я не могла сдвинуться с места. Война. Какое ужасное слово для целой семьи, в которой воевать обязаны все, кроме детей. Мы оставались сами на себя, одни.

Как отвратительно и глупо. Мы ведь не люди. Мы не должны устраивать резню, иначе чем мы тогда отличаемся от простых смертных? ещё тогда я поняла, что существенного различия в наших поступках нет. Мы просто обладаем силой, знанием, вечной жизнью. Не больше.

Горькая обида во мне кричала и терзала сердце.

Боль. Жгучая, режущая и пронзающая саму душу. Было ощущение, словно саму ранили ангельским клинком в грудь и медленно вытягивали жизнь.

Последующие дни казались вечностью. Я играла с Эмми, периодически ровным взглядом провожала Катрин и ещё парочку архангелов в доспехах и всё молилась, чтобы родители вернулись целыми. Даже отца я была бы рада видеть, только пусть скажет, что всё позади и мы вновь дружная семья. Что наши вечера снова продляться, что будет травяной чай, потрескивающий камин и завораживающие песни матери.

К сожалению, судьба решила иначе.

Я помню, как сидела дома в нашей спальне с Эмми. Мы читали сказки и легенды, стараясь отвлечь себя от тревожных мыслей.

— И вот гора разверзлась, а оттуда показался ма-аленький сурок, который и пугал такого же маленького, как и он сам, херувима, — улыбнулась я, следя пальцем за текстом, и Эмми рядом рассмеялась.

Звенящий голосок прервал громкий хлопок открывающихся и ударяющихся о стену дверей. «Что-то не так», — сразу подумалось мне.

Руки похолодели и задрожали. Я даже не уследила, что за мной, сорвавшейся с места, тут же побежала и Эмми. Если бы только знала, что произошло.

Быстро сбежав по лестнице в холл, я увидела, как отец вносит в дом на руках маму. Закрыть бы глаза и не видеть этого. Не знать, что произошло с ней, верить, что вернётся. Тогда незнание мне показалось лучше, чем понимание произошедшего.

— Она ранена? — спросила я с надеждой в голосе.