Одержимость

В том — ни облачка. И хоть дело уже близилось к вечеру, солнце жарило просто невыносимо. В последний раз окинув взглядом сгоревшее почти до костей тело, я дождался, когда священник заберется на невысокого смирного конька, и направил Звездочку на заброшенную дорогу, обочины которой заросли высокой травой.

Свори тут же закончил устраивать разнос младшему из оруженосцев — круглолицему и полноватому Анри, не от большого ума расстегнувшему усиленную бронзовыми бляхами куртку, нагнал меня и поехал рядом.

Передавший через него нож Рони ускакал вперед проверять дорогу, а его проштрафившийся товарищ плелся сзади, глотая поднятую копытами пыль.

Я убедился, что Эдвин не отстал, собирая мои пожитки, вытащил флягу и отхлебнул немного. Подумал — и протянул вино Свори.

Знавший меня с пеленок рыцарь сделал один глоток, вытер длинные усы и спросил:

— Стоило оно того?

— Да, — без колебаний ответил я и убрал флягу в седельную суму.

— Стоило.

— А по мне, так скормить душу человека демону самое последнее дело, — вздохнул мой телохранитель, глядя куда-то в сторону.

— Фредерик умирал три седмицы, — сплюнул в дорожную пыль я и оглядел открывшийся по левую сторону дороги широкий луг. — Три седмицы он гнил заживо только из-за того, что этот ублюдок Дункан отравил клинок! А лекари даже не могли унять его боль! Вот тогда я и пообещал устроить так, что смерть этого недоноска ни на тень не будет легче.

Я слово сдержал. Кровь за кровь и прах к праху.

— Это детство в тебе играет, сынок, — возразил старый рыцарь и, приложив ладонь ко лбу, осмотрел неровную стену кривых деревьев, отделяющую нас от Ведьминой плеши. — Видят тени, со временем начинаешь понимать, что для человека нет никакой разницы — четвертуешь ты его или без затей снесешь голову.

Важен лишь результат.

— Угораздит угодить в ад, скажи об этом Дункану, — хмыкнул я. — Бедному ублюдку, который думал, что умнее всех.

— Не стоило тебе возвращаться в Тир-Ле-Конт, — нахмурился Свори. — Если князь узнает, как ты обошелся с Дунканом, я тебе не завидую.