Незаконный наследник. Стать прочнее

Сам же Егору говорил насчёт Стёпки и деда Андрея. Да, дед прав, что-то голова совсем не варит. С этими мыслями я вышел в сад и направился к часовне, в которой так ещё и не побывал.

Гроб был открыт и стоял на возвышении. Я подошёл поближе и заглянул в него. Лицо у Ушакова было спокойным, руки сложены на груди. Тут явно поработали маги клана, чтобы предотвратить тление. А ещё я не чувствовал силы смерти, когда вошёл в часовню. Это была всего лишь оболочка, а душа уже отправилась на перерождение. И, несмотря на это, я всё равно обратился к нему.

— Ну вот, заварил ты кашу. Понимаю, что не со зла, но Егору придётся туго. После тебя сложно удерживать планку. Подозреваю, что в первое время каждое его решение будут пытаться оспорить. Мы ему, конечно же, поможем, вот только мы не сможем быть рядом каждую минуту. Тебе надо было больше привлекать его к делам клана, не только по боëвке. Тогда бы у многих сложилось впечатление, что Егор имеет право отдавать приказы не только своим парням. А так.

.. Он сильный и справится, но на это уйдёт время. И да, мне было бы проще, дар смерти быстро делает сомневающихся абсолютно согласными со всем, что я говорю.

Я ещё раз посмотрел на спокойное лицо этого великого, не побоюсь этого слова, человека. Он правил кланом почти век и вознёс его на почти недосягаемую высоту. Даже та трагедия, где погибла половина семьи, пошатнула положение клана очень ненадолго. Менее чем через полгода репутационный ущерб был ликвидирован, и клан занял практически то же место, что и до происшествия.

Почти, потому что остались некоторые нюансы, которые предстояло решить Егору.

— Прощай, — я дотронулся до ледяной руки покойника. — Удачного тебе перерождения. Видят боги, ты его заслужил. Ведь именно ты показал мне, что можно быть главой такого клана, который вполне мог бы в моём мире основать не самое мелкое королевство, и при этом не оскотиниться, оставаясь человеком до самого конца. — Последние слова я прошептал и вышел из часовни на свежий воздух.

Вдохнул полной грудью и закашлялся. Всё-таки в часовне воздух был слишком спёртый, может, из-за огромного количества горящих свечей.

В дом идти было неохота. Я обошёл часовню, мельком взглянул на тёмную ротонду, и пошёл по тропинке в направлении ворот. Дойдя до перекрёстка, я увидел, что в оранжерее горит свет, но он, скорее всего, всегда там горит, может, только приглушается на ночь, а дверь приоткрыта. Недолго думая, я вошёл внутрь.