Отец Небесный

Молодой воин не на шутку растерялся и, прокашлявшись, осторожно накрыл своими мозолями сухие старческие ладошки и, как можно более ласковым голосом, словно глуздарю, просюсюкал:

- Ты что, старче? Не признал меня, что ли? Это ж я, Глеб, с дальнего хутора! сын Якуна – охотника! Ну, узнал?

Старик поднял свои выцветшие глаза на гостя, и лицо его озарила счастливая улыбка, да и сам он весь как будто бы засветился изнутри, прямо сквозь морщинистую кожу, словно ветхий дровяник во время ночного гадания.

- Глебушка! Сынок! – радостно воскликнул он и припал к широкой груди молодца, - Вот радость-то, какая! Вот утешение-то дал мне Господь перед погибелью! Родных, стало быть, пришел проведать?! Оно и правильно. Я хоть их и земелькой-то присыпал и дерном обложил, - все, что смог, честь по чести исполнил, а родная-то рука все-таки поласковей будет! Да и им-то поприятней!

Глеб похолодел: «Прав был, значит, ватаман. Как в воду глядел старый»! Внутри у молодого воина все оборвалось, он с тоской посмотрел в детские глаза жреца и сухо, без слез, заплакал.

- Ба! Да ты, что ли, и не знал ничего?! Уж второй год как ушли они. Все ушли, всем хутором. У нас тут недород был, голод, падеж. А потом с закатной стороны пришел Черный Мор. Большухи-то, те, что живут в самом печище, - опахались, значит, а все хутора и отрубы накрыло. Подчистую. Никто не выжил. Твои дольше всех продержались. Я тогда, помнится, их проведать пришел. Твоя матушка вышла из избы ко мне, вся из себя нарядная, как на праздник собралась, с зажженной свечой в руке.

Встала на крыльце, закашлялась черной кровью, да и говорит мне: «Благодарю тебя, отче, за все, что ты делал для нас! Будь добр, старче, окажи моей семье последнюю милость, - проводи нас в последний путь». Я зашел в избу, а та уже вся сеном-соломой выстелена, а посреди, аккурат под матицей, крода сложена, а на ней уже, на ложе, муж ее, отец твой, значит, во всем наряде лежит и все детки рядом. Все неживые. Она зашла к ним, легла подле мужа и опустила свечку на сушняк…». Я вышел, затворил дверь, да пел кругом, покуда их погребальный костер на уголья не изошел…. Как-половицы-то прогорели, так все они в погреб-то и просели, а там их уже крышей и стенами накрыло… искры до неба! Легко ушли. Я потом на том кургане, что от вашего дома остался, по весне, ясень и иву посадил. А ты уж там как сам захочешь, так и обустроишь.

Глеб стоял как пришибленный.