Пустельга

Рваные клочья, как ошпаренные, разбегались от яростных пуль. Но немец не замолкал, строчил швейной машинкой узор смерти над бруствером. Ещё одна очередь впилась в мешки и осыпала песком диверсантов, загнав их в укрытие. Но они снова подняли головы и ответили тем же. Сверчки пуль устремились в сторону врага.

Бой в тумане завораживал. Ерохин усилием воли оторвался от зрелища и отполз за угол палатки. Шинкевич уже ждал его.

- Ну, чого робеешь? За мной, дитятко!

И они, крадучись, пошли в обход. Звуки боя постепенно перемещались.

Пулемёт немца на миг замолк, потом снова застрочил. «Перезаряжался, наверное,» - пыхтя, подумал Ерохин. Тяжело ему было поспевать за пожилым старшиной. Они крались, пока выстрелы пулемёта не стали слышаться сбоку.

Шинкевич обернулся и зашипел, приставив палец к губам, затем прошептал:

- Где-т тута он. Ты вперёд иди, заходи со спины. А я прикрою, вдруг он не один.

Ерохин кивнул. Наконец-то он сам убьёт немца, начнёт мстить за брата и мать, за порушенную жизнь.

Он крался, выверяя каждый шаг, заходя за спину пулемётчика, когда на него кто-то бросился из темноты.

Враг повалил его на землю и намертво вцепился в винтовку. Ерохин успел заметить погоны Красной армии, когда приклад упёрся в горло. Противник, рослый солдат, давил изо всех сил. Воздух с трудом попадал в лёгкие, Ерохину едва хватало сил держаться, но враг наседал с каждой секндой сильнее. Всё больше винтовка сдавливала горло. Краем гаснущего сознания Ерохин отметил, что лакированное цевьё липло к коже. Стук крови в ушах заглушал остальные звуки.

- Н-на, вражина! - Услышал Ерохин крик старшины, и мощный пинок скинул врага.

Юнец с шумом вдохнул вонючий болотный воздух. Никогда он не казался таким вкусным.

- Быстрее! - Крик Шинкевича подбросил Ерохина. - Второго бей!

Схватив грязную винтовку, он кинулся вперёд и почти сразу спрыгнул в небольшой окоп. Фриц лежал возле раскалённого пулемёта на ковре из гильз. Его широко распахнутые серые глаза смотрели на Ерохина.

- Нихт шиссен… Нихт шиссен… - Как заклинание бормотал немец.

Его рука отчаянно дёргала пистолет, застрявший в кобуре.

Ерохин направил винтовку на фашиста и потянул за спуск. Умри. Глухо щёлкнул курок. Юный диверсант забыл сменить обойму. «Неужто так придётся?» - промелькнуло в мыслях Ерохина. Вспыхнул образ окровавленных рук и шёпот избитого им товарища «Не надо...», и то болезненное удовлетворение, которое он испытал. Ерохин остолбенел. Одно дело убить врага пулей, а другое — голыми руками.