Гниющий Змей. Книга 1

Кухня находилась ниже мастерских и торгового зала, в полуподвальном этаже. Освещалась парой рассветных окон, пол мостила крупная плитка, а подвешенная на крючочках медная посуда всегда сверкала тщательной надраенностью.

Прямо сейчас полутёмное помещение наполнял самый уютный запах на свете: аромат свежеиспечённых пирожков. Помню, как в детстве мы с мамой стряпали здесь. Теперь по кухне хлопочет другая женщина.

— Доброе утро, Гвида, — поздоровалась я с кухаркой, как раз вынимавшей хлебной лопатой очередную партию румяных пирожочков из печки.

— И вас с утречком, девоньки, — радушно улыбнулась она, сгружая выпечку в большую чашу.

Прихватив подолы белыми фартучками, мы с Сандой принялись помогать с готовкой и вскоре, под скрип выдвигаемых стульев, уселись за массивный дубовый стол.

Ступени вновь заскрипели, только на сей раз по ним спускались гораздо торопливее, так что топот стоял, будто от стада волов с водопоя.

Первым на кухню ворвался Райф — молодой парнишка, поступивший к отцу подмастерьем только в середине зимы и ещё не успевший посадить зрение над скрипторским пюпитром.

За ним появились Арло и Киллиан — коренастый переплётчик и щуплый рисовальщик. Только эти трое живут при мастерской постоянно, потому что больше им идти некуда. Остальные просто приходят в рабочие часы, скоро как раз начнут подтягиваться.

Последним в дверях появился мой младший брат — Блайк. Светло-русые волосы его были как всегда взъерошены, а височная косица не переплеталась уже несколько дней.

Он выглядел усталым, но довольным.

— Закончил перевод? — сообразила я.

Он мягко кивнул и полез за пирожком, за что тут же получил от Гвиды по руке.

— Господин Равник ещё не спустился, имейте терпение, молодой человек, — наставляла она.

Дверь чёрного хода скрипнула, и вниз спустился отец.

— О, а вот и вы, господин Равник, — Гвида выдала ещё более радушную улыбку, чем прежде.

Вот теперь мы приступили к завтраку. Мужчины обсуждали рабочие вопросы.

Подмастерья украдкой флиртовали с Сандой, получали хмурые взгляды со стороны кухарки и благодушно-понимающие от отца. Он вообще человек мягкосердечный и многое нам всем спускает, а после смерти мамы я всё чаще замечаю в нём апатичное безразличие, прогоняемое лишь очередной инкунабулой, чудом уцелевшей посреди руин погибшего мира.

Колокола отбили восемь ударов, Санда встрепенулась и быстро проговорила:

— Ох, совсем засиделась, матушка осерчает.