Лечец - 1 том

Мы, пусть и числились в табеле о магических рангах, все равно оставались непонятными слабосилками. Целители нас презирали, как урезанную и опасную версию самих себя. Обычные люди отрывались на нас, потому что знали, что и ответить по-мажески мы не сможем. А для магов мы и людьми-то не были.

А все из-за истории… Не любили в этом мире живых свидетельств собственной слабости.

Так вот, была эта заявка столь же обычна, как и сотни до нее. Некто Прохоров получил в Провале травму магического свойства. Местный, то есть воронежский, лечец с ней не справился.

О чем и отписался в сопроводительной записке. Платили, надо признать, сносно. И даже по предоплате. И вот тут-то и стоило бы насторожиться, но с похмелья инстинкт самосохранения, вместе с чуйкой интуиции благополучно спали, благословив, судя по всему, меня на подвиги.

Получил предписание. Подмахнул росписью приемку заявки. Получил от Отца Захара, нашего завхоза, командировочный минимум, вместе с билетом на самолет, и вылетел в Воронеж.

А тут, как говорится, и выяснилось, что Василий – вот ни разу не Василий. И даже, о ужас, не Прохоров, а очень даже Николай. Николай Александрович Военцовский. Младший сын графа Военцовского, что уже месяц, как погиб. Согласно заявлениям газет и прочей прессы погибли Военцовские всем скопом. Николай, кстати, как подсказывала память, погиб при автокатастрофе, и сгорел в собственной машине, вместе с водителем. И случилось это в тот же день, когда по стране объявили о родовой войне.

Запомнилось, потому что сразу под статьей шла заметка из императорского дворца о пожелании самодержца о мирном урегулировании конфликта, что лучше прочих слов сказало знающим - Император счел причину войны более чем уважительной. Не будь так, и войны Родов не было бы. Мне тогда, помню, подобная заметка показалась крайне ироничной, ибо она же сообщала, что жертвы этой войны не должны перешагнуть некой грани. Как говорится, император высоко, потому и видит далеко, и прихлопнет легко.

Я бы Военцовского и не признал, если бы не фотография его, что тоже врезалась в память, как врезается любая чушь, что читаешь по утрам. Вот что-то важное не помнишь даже под пытками, а какие-то глупости проносишь через годы. Вот так и со мной.

Николай был изрядно помят, когда открыл дверь этого самого домика. Хотя… для графьев оно может и домик, а для меня - вполне себе особняк на три этажа из цельных бревен. Домик сей был в лесу, совсем рядом с городом.