Дух праздника

Когда же пришел в себя, заметил лишь бодро скачущий вдаль рогатый силуэт, и Эйнеке, смотрящего ему вслед. Судя по всему, сатир успел увернуться от заклинания, а брату теперь нужна была передышка. Наталь снова выругался: их цель оказалась слишком быстрой для заклинаний; потом встал и снова побежал. На этот раз, впрочем, не слишком ровно и быстро. Подле Эйнеке Наталь ненадолго остановился.

- Ну, промазал – бывает!.. - подбодрил он брата. Глядя в лицо Эйнеке, Наталь видел свое же отражение: красные от холода щеки, усталое выражение, облака пара, вырывающиеся сквозь сжатые зубы, только вот синие глаза близнеца, и без того светящиеся в темноте, горели куда большим гневом и азартом.

- Завались! - рыкнул Эйнеке в ответ. Пару вздохов спустя добавил:

- Чего встал?! Беги! Догоняй!

Наталь качнул головой: другой реакции от брата он и не ожидал; после продолжил погоню. Теперь Наталь бежал вторым, Эйнеке догонял, а сатир все так же лихо скакал впереди. Молот в руке мешал все больше и больше, да и проку от него не было, покуда Наталь не мог сблизиться с целью для удара. Оставалось только проклинать свою самонадеянность и неправильный выбор оружия для охоты. Как же полуэльф сейчас хотел свой арбалет или хотя бы пару-тройку метательных ножей! Если бы был хоть какой-то шанс попасть в сатира, Наталь бы, пожалуй, и швырнул молот ему в спину, но…

Еще одна искрящаяся вспышка подняла волну снега между Наталем и козлоногим чудищем. На этот раз она не оглушила, но отшатнуться все же заставила. Сатир же как ни в чем не бывало отскочил вбок и огромными скачками устремился дальше, к кромке леса. Опомнившись, Наталь ускорил бег, и тут же едва ее не проклял все на свете, когда земля под ногами резко превратилась в склон. Едва устояв, Наталь немного проскользил вниз и остановился. К счастью, он оказался не в присыпанным снегом буреломе, а у замерзшего озера, вдруг вынырнувшего из-за леса. Деревья кончились, и перед Наталем были лишь покатый берег, присыпанный рыхлым снегом, и застывшая под ледяным панцирем водная гладь.

Замерзшее озеро поблескивало в лунном свете своей безупречно гладкой поверхностью. По снегу тянулся шлейф пепла и грязи. И темный рогатый силуэт гарцевал точно на середине. Из-под тяжелых копыт летело мелкое льдистое крошево. Вместе с облачками белого пара из пасти чудища рвалось блеяние, надрывное и громкое. Когда сатир останавливался, переставая скакать с ноги на ногу, он бил себя в грудь кулачищами – каждый с голову человеческого ребенка.