Тёмные дороги

Нежно похлопывал всхрапывающих лошадей, внимательно осматривал стрельцов. Вой-причитание не смолкал, и все так же колыхалась, подрагивала завеса, окружившая развалины.

Бранимир подошел к Криву, положил руки на лоб стрельца, вогнал себя в ускользающее сознание десятника. Тот брёл по нескончаемой равнине, заросшей режущей травой. Утробно гудели небеса над несчастным, бесконечно тянулись к небу гигантские щупальца. Звали к себе, досадовали, что так быстро уходит новая игрушка.

 - Крив, слышишь меня? - беззвучно позвал Бранимир, и десятник остановился, заозирался.

Хрипло каркнул, - Кто?! Кто тут? Где яяяяааааа?

Бранимир вышел из чужого сознания. Этот годился.

Посмотрим, сколько ещё изнаночников удалось сделать.

Он перешел к следующему телу.

Выискивая проблески мысли, он прикидывал, сколько выручит за каждого изнаночника. Они были редки и ценились высоко. Искалеченные существа с перекроенным мозгом и навсегда измененным сознанием  умели находить безопасные переходы между мирами, чьи границы ныне истончились.

Миры эти ныне казались тем, кто умел смотреть, клубком дорог, сплетением пространств, обитатели которых ранее и не подозревали друг о друге.

И главным богатством, к которому стремились все, был путь на Звёздный Тракт.

А еще некоторые изнаночники умели чуять опасность, исходящую от иномирных существ.  Но таких было еще меньше. И ценились они настолько высоко, что, продав одного, можно было обеспечить себя до конца дней.

Если, конечно, знаешь, кому продавать и как, хмыкнул Бранимир.

 

Чтобы сделать изнаночника, его надо подвергнуть испытанию Многомирьем. Заманить туда, где открываются проходы, погрузить в чуждость и безумие, сломать всё то, что делает человека человеком.

Четверо счастливцев, которых порубил Бранимир, оказались неспособными воспринимать Многомирье. Он подарил им лёгкую смерть. Остальных околдовали "чёрные вдовы", пришлось лишь слегка помочь.

Бранимир хмыкнул. Еще один изнаночник нашелся. Стрелец раскрыв рот сидел на берегу огненного моря.

Он неотрывно смотрел на уходящую в небо скалу, на вершине которой высилась тонкая серебристая игла. Через равные промежутки времени она мерцала и мерцание это приковывало взгляд, погружало в себя, затягивало. Бранимиру пришлось сделать над собой усилие, выходя из разума жертвы. На призыв он отозвался, но слабо. С ним надо будет работать больше, чем с другими. Впрочем, это уже не его забота.

Нашлось еще двое отозвавшихся.