Хроники Серинтайи

Хроники Серинтайи

Анастасия Порсева

Пролог

На улице плакал ребёнок.

Долго, то затихая, то вновь оглашая воздух детскими жалобами на холод, голод или что там ещё могло беспокоить дитё.

Кера села на постели, тряся головой и силясь понять, снится ей плач или нет. Супруг, спавший рядом, заворочался и сонно пробормотал:

–Женщина! Уйми дитё! Спать невозможно!

–Не наш это! – огрызнулась Кера, вставая и подходя к окну.

Окна, по холодному времени закрытые наглухо, застилала ночная темь, и есть ли кто-то на улице, было не видать.

И ребенок притих. Пожав плечами, женщина совсем было решила вернуться в постель, но тут послышался новый заливистый рев, и муж, рывком сев на кровати, рявкнул:

– Да что ж это такое? Неужто подкинули?

– Пошли посмотрим.

Кера, набросив тёплый платок, зажгла свечу и вышла первой. Сначала показалось: плач летит отовсюду, но это быстро прошло, стало ясно – идти надо к забору. Там что-то темнело, и супруги, переглянувшись, поспешила на плач.

Тёмная масса оказалась сидящей женщиной.

Незнакомка привалилась спиной к доскам, крепко сжимая всхлипывающий свёрток, замотанный поверх пеленок в какие-то тряпки. Паулс потряс женщину за плечо:

–Эй, голубушка, вставай! Здесь не посиделки тебе. Дитё всю улицу перебудит!

Сидящая что-то пробормотала и попыталась встать, опираясь на забор, но вместо этого упала на землю. Ребенка при этом она выпустила, и сверток заорал с новой силой. Кера, охнув, задула свечу, поспешно подхватывая крикуна и поворачиваясь к мужу.

– В дом ее надо, отец. Сам же видишь, она и встать не может.

– Бродяжек всяких нам только не хватало!

– Я заплачу, – послышался хриплый шепот, – я не бродяга…

Закончить женщине не дал натужный кашель, снова опрокинувший ее в осеннюю грязь. Ворча, что сделают из дома притон, Паулс легко поднял ее с земли, кивнув укачивающей ребенка жене, и зашагал к открытым дверям.

Шестеро собственных оболтусов уже проснулись и сейчас смотрели с лежанки на происходящее любопытными глазёнками.

Остаток ночи ушёл на то, чтобы отогреть несчастную, напоить её подогретым вином, но главное – накормить и успокоить вызволенную из тряпья, бывшего когда-то плащом, и пеленок заливавшуюся плачем девочку, которая вовсю возмущалась пренебрежением к своей персоне. Когда под утро все угомонились, хозяйка, укачивавшая младенца, залюбовалась чмокающей крохотным ротиком малышкой.