Бог Кукурузы

Обречен» — подумал Кауитлок.

Сам он зачерпнул пригоршню воды и сделал несколько небольших медленных глотков. Набрал еще, одной половиной прополоскал рот и сплюнул, другой смочил лицо и шею. Это освежило, стало легче.

Затем жрецы раздали пленникам пищу — старые зачерствевшие кукурузные лепешки, на которых пеплом был изображен человеческий череп. Изголодавшиеся люди набросились на них с не меньшим рвением, чем на питье. Кауитлок, напротив, положив кусочек в рот, долго держал, размачивая в слюне.

После им принесли, считавшееся «кровью Пасачинтека», священный напиток чипекку: крепкое кукурузное пиво, настоянное на растертых в кашицу листьях коки.

Кауитлок оставил напрасные попытки предупреждать о том, что прилив бодрости от чипекки длится около получаса, затем приходит усталость и наваливается сонливость. На Поле же их поведут в полдень, до которого судя по положению солнца не менее часа. Свою чашку он оставил на потом.

Объевшиеся и опившиеся пленники, тяжело развалившись, полулежали, морщась от тяжести в набитом брюхе.

Все они были мертвы, но еще не осознавали этого. Плотно есть следует накануне битвы, сражаться на полный желудок нельзя. Бог войны — Рыщущий в ночи Койот Кананавукту, движимый неутолимым голодом, тощ и проворен, ему не по душе сытые увальни. Однако, среди пленников, только Кауитлок, не раз побывавший в походах, знал об этом.

Из его отряда никого не было. Видимо, пали в бою с цурумеками, или же ушли, сочтя оглушенного соратника погибшим.

Кауитлок обвел товарищей по несчастью цепким изучающим взглядом, выискивая возможного союзника. Разбившись по землячествам они, негромко болтали, мололи всякий вздор. Здесь были люди из болотной Чипельке, горной Трабашу и равнинной Кунучта. Все земледельцы и рыболовы, среди них ни одного с ритуальными шрамами охотника или следами ношения воинских украшений. Никто из них не годился.

Взор Кауитлока уперся в сидевшего наособицу паренька с резкими чертами и непропорционально крупным, напоминавшим клюв какаду, носом.

Воин понял, что перед ним уроженец дикого севера, на свою беду, оказавшийся в окрестностях земли цурумеков.

Кауитлок приподнялся и, стараясь не привлекать внимания охранников, уселся рядом с ним.

— Ты говоришь на шакку, бачинья или гуду? — негромко, но тщательно, проговаривая слова, произнес воин.

Парень непонимающе посмотрел на него и ответил что-то на незнакомом Кауитлоку наречии. Это осложняло дело.